Варяги и Русь

Таким образом, распространение христианизированных имен в скандинавских странах обогащало скандинавские языки христианской лексикой и христианскими ценностями. Одной из составляющих этого процесса как раз и было создание новых имен, что является известным феноменом: новые идеологические ценности создают моду и на новые имена. Видную роль в популяризации новых ценностей в общеевропейском масштабе призваны были играть деятели культуры, писатели. Так на европейском континенте от прилагательного «святой», общего для германских языков (древнеангл. hālig, древнесакс. helag, нем. heilig и др., тождественные saint), было образовано литературное имя англосаксонских поэм Hālga/Halga. Понятно, что эти новые континентальные культурные искания не оставались безвестными для образованных слоев скандинавских стран. Выше было упомянуто, что именно из общегерманского лексикона вошло в скандинавские языки прилагательное helig

в значении «святой»: дат. heilig, норв. heilig, шв. helig. А вместе с новой христианской лексикой с европейского континента пришла и «мода» при помощи этой лексики христианизировать прежние имена, в частности, имя Helghe по типу Hālga/Halga

от древнеангл. hālig.

То, что скандинавские писатели были внимательны к новинкам с европейского континента, говорит имя Магне, выбранное Снорри Стурлусоном для своего мифического героя. Возможно, именно под влиянием литературных веяний с европейского континента имя Helghe/Helgi было введено в литературные именословы героев исландско-норвежской литературы, а также привлекло внимание датского писателя Саксона Грамматика и было им использовано в рассказах о легендарных, т. е. вымышленных правителях данов. Означает ли это, что людей, к личному имени которых добавлялось прозвание Hœlghe, воспринимались как святые? Думаю, что обыденное сознание скандинавского общества глубоко не вникало в новый «святой» смысл старинного привычного имени Hœlghe,

для того, наверняка, и требовалась к нему иногда латинская пара Sankte для лучшего усвоения новых ценностей. В книге Модеера приводится имя одного шведского крестьянина как Pedher biskop, т. е. Петер епископ. Понятно, что епископ

было не должностью крестьянина, а его дополнительным именем, возможно, данным ему еще отцом: слово хорошее, и важные люди им прозывались, пусть это дополнительное имя, подумалось отцу, проторит сыну дорогу благополучной судьбы. Так было, похоже, и с Hœlghe как с прозвищем: слово хорошее, достойные люди им величались, вот и стали приписывать его как дополнительное имя к основному личному имени.

Но между статусом личного имени Магнус и статусом личного имени Хельги в скандинавских именословах видна большая разница. Имя Магнус вошло в скандинавские именословы с главного входа: его приняли один за другим скандинавские короли, вследствие чего оно быстро сделалось наиболее популярным именем и среди обычных людей. Другое дело с именем Хельги. В широких кругах скандинавских обществ оно стало достаточно популярным именем, было принято как календарное имя, но оно не закрепилось в качестве династийного имени для скандинавских королей, как это получилось с заимствованным эпитетом магнус. Повторю еще раз: Хельги — это не «настоящее» имя.

Имя Хельги бытовало как гипокористика, что рассмотрено выше, а правители устанавливавшихся государственных образований полуименем не назывались. Уменьшительное имя годилось для простого люда, поэтому и уменьшительная форма имени Хельги заняла свое законное место в именословах для более широких слоев населения, иногда с весьма уничижительными прозваниями. Так, например, зафиксировано имя Helgi Ingialdsfifl, т. е. Ингиялдов идиот, что надо понимать так, что носитель имени Хельги был сыном Ингиялда и идиотом[784]. Имя Хельги возникло и как прозвище или дополнительное имя, пришедшее вместе с христианством с континента, но за ним, как за именем Carolus Magnus, личного имени прославленного правителя не имелось. Будучи овеянным символикой христианства, оно вызвало интерес скандинавских литераторов, но литературные именословы отнюдь не всегда проецируются на реальную жизнь.