Лишь только конец 90-х гг. XX в. знаменуется вызреванием необходимости дать действительно научную экспертизу заверениям о «норманизме» летописцев. В 1997 г. В. В. Фомин заметил, что «антиисторично вести разговор о летописцах» как «норманистах», о существовании в начале XII в. «норманской теории». «Подобные представления, — заключал он, — все далее заводят разрешение варяжского вопроса в тупик». Этот вывод Фомин закрепил в последующих работах, в целом охарактеризовав саму мысль о норманистских воззрениях русских книжников как антинаучную по своей сути и искажающую историческую ретроспективу. В 1999 г. О. М. Рапов, вынося в заголовок своей статьи вопрос были ли норманистами создатели «Повести временных лет», рассмотрел летописный и археологический материал, а также свидетельства иностранных источников, которые подвели его к однозначному ответу: «Не подтверждается также и мнение ряда ученых, что создатели «Повести временных лет» были норманистами»[653]
. К сожалению, историк при этом не поставил под сомнение правомерность использования имеющего определенную хронологическую привязку и соответствующее значение термина «норманисты» в отношении летописцев, что вызывает большую путаницу в науке, особенно в умах начинающих исследователей.В советской науке были также слышны рассуждения, очень близкие по своей тональности к словам Н. Ламбина, что летописец «не видел ничего позорного в призвании князей иноплеменников». Так, убеждал литературовед И. П. Еремин, его нисколько «не смущало» норманское происхождение князей, и в том он не видел «ничего оскорбительного» для русского народа: для него гораздо существеннее было то, что династия эта — исконно княжеского рода. По мнению исследователя, норманские корни Рюриковичей стали беспокоить наших мыслителей не ранее XVII в., что хорошо видно по «Синопсису». Историки С. В. Думин и А. А. Турилов говорили, что летописцы, отмечая варяжское происхождение правящей династии и возводя имя своей державы к названию варяжского племени, не считали это для себя обидным. С еще большей силой данный тезис стал звучать, что весьма показательно, в наши дни. Археолог-норманист А. Н. Кирпичников в нескольких работах с особым нажимом повторял слова, что «варяжское «призвание» отнюдь не принижало прошлого России» и что «862 год… при всей условности, крупная веха в жизни Руси и Скандинавии. Эту дату надо достойно признать в качестве государственной, не стыдясь того, что она, повторяя летопись, запечатлена на щите норманского пришельца» (имеется в виду памятник скульптора М. О. Микешина «Тысячелетие России», на котором представлен Рюрик. Ученый, словно забыв, в честь чего возведен этот монумент в Новгороде в 1862 г., заключил: «Россия оказалась едва ли не первой тогда страной Европы, где был сооружен памятник норманну, основателю династии и государства»). Скандинавист А. С. Кан настоятельно советует русским историкам и археологам больше не стесняться «скандинавских следов в древнерусской культуре», а филолог Л. Аннинский пропагандирует идею, что «нам нечего мучиться от того, был ли Рорик датчанином…»[654]
.По поводу того, чего не должны исследователи «смущаться», «стесняться», «стыдиться» и т. д. (что означает, на самом деле, своего рода ультиматум безропотно принять мнение, монополизировавшее за собой право на истину, отказаться от сомнений, споров, дискуссий, т. е. от всего того, чем и живет настоящая наука, и впасть в состояние интеллектуального застоя), в историографии было замечено, что эти категории эмоционального свойства, чуждые объективной науке, не имеют отношения к установлению истины в варяжском вопросе[655]
. Как вообще когда-то расставил все точки над «і» Д. И. Иловайский, «для историка истина прежде всего; чувство тут не причем, как не причем наше скорбное чувство при воспоминании о татарском иге, ибо это иго исторический факт». Призвание варягов, несомненно, исторический факт, и стремление ученых смотреть на весьма важные события в истории восточных славян середины IX в. и на этнос варяжской руси без «скандинавского догмата», нельзя сводить к якобы «ложно понятому патриотизму», противостоящему «объективной науке», т. е. норманизму. Один из самых лучших знатоков историографии по варяжской проблеме и один из самых убежденных норманистов XX в. В. А. Мошин еще в 1931 г. отверг такое вульгарное понимание дискуссии норманистов и антинорманистов, сказав, что «было бы весьма занятно искать публицистическую, тенденциозно-патриотическую подкладку в антинорманистских трудах немца Эверса, еврея Хвольсона или беспристрастного исследователя Гедеонова»[656].Скандинавское ядро Повести временных лет