Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

Под Варяжской церковью обычно понимают церковь св. Олава на Готском дворе[1122]. При этом исследователи убеждены, что НПЛ различает Варяжскую и Немецкую церкви, соответственно Готского и Немецкого дворов[1123], существовавших в Новгороде с конца XII в.

[1124] (НПЛ сообщает о Немецком дворе под 1272, 1275, 1299, 1359, 1391 гг., о Готском под 1403, 1405 гг.; оба двора упомянуты в проекте договора Новгорода со своими западными партнерами 1269 г.[1125]). Имеется новгородский памятник (списки XVІ-XVІІІ вв.) «Повесть о посаднике Добрыне» (вариант «Повесть о построении Варяжской божницы в Новегороде»), который рассказывает, как «немецкие» купцы, представлявшие собой Ганзейский союз, обратились к новгородцам с просьбой отвести им место под строительство «божницы». Получив отказ, они подкупили посадника Добрыню и добились при его содействии разрешения поставить свою «ропату» на месте православной деревянной церкви Иоанна Предтечи на Торгу, которая в связи с этим была перенесена на другое место. Добрыню постигла заслуженная кара: сброшенный вихрем в Волхов он утонул, не удостоившийся, таким образом, погребения по православному обряду[1126]

. В Синодском списке «Повести» (конец XVII в.), выделяемом А. И. Никольским в «особую редакцию», отсутствует термин «немцы» и во всех случаях западноевропейские купцы именуются «латини» («иностранницы латинския веры»), их церковь «латинской ропатой», а сам Добрыня охарактеризован «латинским поборником». Конец XV — начало XVI вв. ученый назвал как приблизительное время составления и записи памятника. Е. А. Рыбина, продолжая мысль Никольского, выделяет две независимые друг от друга редакции «Повести»: XII в., которую видит в Синодском списке, и XV в. Присутствие в последней термина «латины», значение которого ею понято слишком конкретно, она объясняет тем, что «читаемый при богослужении текст должен был подчеркнуть иную веру иноземцев»[1127].

Единственный новгородский посадник по имени Добрыня умер, как сообщает НПЛ, в 1117 г., т. е. за 67 лет до закладки церкви Иоанна Предтечи[1128]. Н. М. Карамзин охарактеризовал легенду о Добрыне «сказкой», «нелепой сказкой» назвал ее в 1892 г. Д. И. Прозоровский. В. Л. Янин же, напротив, уверен, что «существуют заметные признаки достоверности этой легенды». С. О. Шмидт, датируя «Повесть» 1440-ми гг. и видя в ней реальную историческую основу, связал ее информацию со строительством церкви св. Петра на Немецком дворе в конце XII века

[1129]. Рыбина, соглашаясь с датировкой «Повести» серединой или второй половины XV в., утверждает, что события, изложенные в памятнике, не подлежат сомнению, и считает, что речь в легенде идет о церкви св. Олава на Готском дворе, основанном готландцами вместе с церковью не позднее первого десятилетия XII в., а возможно даже на рубеже ХІ-ХІІ вв., т. е. при жизни посадника Добрыни. И церковь св. Олава, по ее мнению, летописи знают как Варяжскую божницу, чье строительство вызвало недовольство жителей Новгорода, «что и послужило непосредственной причиной составления легенды». В 1192 г., заключает Рыбина, была поставлена купцами немецко-готской компании Висби немецкая церковь св. Петра, т. е. был создан Немецкий двор, первоначально являющийся как бы отделением Готского[1130].

Подобным образом рассуждать исследовательницу заставляли два обстоятельства. Первое из них заключается в том, что, согласно точке зрения А. А. Куника, Ф. Фортинского, М. Бережкова, А. И. Никитского, новгородские памятники применительно к XII–XIII вв. под варягами разумели исключительно только готландцев. Фортинский и Никитский начало этой практики относили к первым годам XII в., Бережков — к его середине[1131]

. В советской историографии это мнение повторил Шаскольский: под варягами, по его словам, на протяжении второй половины XII–XIII в. новгородцы понимали действительно лишь готландцев, в то время как жителей материковой Швеции они называли свеями и немцами. Рыбина, соглашаясь с Шаскольским, начало именования островитян варягами отнесла, как это можно понять из ее рассуждений, ко времени их появления в Новгороде, обычно датируемого в науке рубежом ХІ-ХІІ вв., во всяком случае они так назывались, по ее мнению, уже в первой половине XII столетия[1132]. Данное понимание значения термина «варяги», надо заметить, имеет самое малое число сторонников, ибо являет собой определенную, хотя и весьма скромную «ересь» в рамках традиционного норманизма. Ведь согласно ему, если сослаться на мнение А. А. Шахматова, уже в XII в. жители Готланда были известны на Руси под именем «гъты», жители Швеции «свей», Дания называлась «Донь», «Донскою землею», жители Норвегии именовались «мурмане». а более древним и вместе с тем же общим названием всех скандинавов было имя «варяги»[1133].