Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

Выше говорилось, что археологи-норманисты оперируют сомнительными доказательствами норманства варяжской руси. Так, многие годы они преподносили древнерусские мечи как норманские. В 1948 г. А. В. Арциховский, говоря об оружии X в., сказал: «И шлем, и кольчуга, и стрелы русских дружинников отличаются от норманских». Только меч дружинников, подчеркнул он, аналогичен мечу норманнов. Но аналогичен потому, уточнил археолог, что меч этого типа «не норманский, а общеевропейский», вывозившийся и на Русь, и в Скандинавию из Западной Европы. Позже Д. А. Авдусин подытоживал, что «типы русского и скандинавского оружия не совпадают», отметив при этом, что каролингские мечи, центр производства которых находился на Рейне, характерны для всех европейских стран. Их много в Скандинавии, на Руси, во Франции. И они найдены там, где скандинавов не было, например, в Чехословакии, в землях южных славян[1297]. Советские и нынешние норманисты, а также зарубежные исследователи, вынужденные принять как бесспорный факт вывод Арциховского, все равно стремятся придать ему норманское «обличие», навязывая науке мысль, что мечи на Русь доставляли из Западной Европы норманны

[1298]. Подобные утверждения находятся в разительном противоречии с известными фактами, на основании которых Д. Щеглов, считавший варягов норманнами, в 1876 г. указал, что «скандинавы никому не известны как торговцы, их знают по берегам всех европейских морей только как разбойников!»[1299]

. Показательно, что из 165 западноевропейских клинков с фирменными клеймами мастеров, которые считались самими лучшими и отсюда «ценились особенно высоко»[1300], лишь 1 (!) обнаружен в Швеции, тогда как в землях южнобалтийских славян их найдено 30, в Латвии 22, Финляндии 19, Эстонии 7, Литве 5. 11 таких мечей обнаружено в пределах Киевской Руси

[1301]. Само распределение этих находок показывает не только тот путь, по которому франкские мечи шли на Русь, но и то, что шли они на восток без всякого участия скандинавов.

В 1991 г. археолог Ю. Э. Жарнов, констатируя крайне малое число мужских погребений в знаменитом Гнездове по обряду трупосожжения, относимых к скандинавским, и вместе с тем очень значительную долю «норманских» комплексов, выделяемых по деталям женского племенного костюма, решил кардинально исправить положение, для чего ввел подсчет «норманских» погребений лишь на основе женских захоронений. Обосновав свое решение тем, что полностью отсутствуют критерии для установления погребений скандинавов-мужчин. И, опираясь на наличие в погребениях женских скандинавских фибул, в которых видит «надежный индикатор норманского присутствия в славянской среде», признал скандинавскими не менее четверти из более чем тысяча раскопанных погребений (а цифра эта уже перекочевала в работы норманистов[1302]

). Причем, утверждает Жарнов, где-то половина захоронений конца IX — первой половины X в. принадлежит норманнам, представлявшим собой социальную верхушку этого поселения[1303]. Во-первых, если даже и принять абсолютизацию ученым находок скандинавских фибул в гнездовских захоронениях, то она все равно ничего не дает, т. к. женщины той поры представляли собой точно такой же товар, что и украшения на них, в связи с чем не могут свидетельствовать в пользу этноса тех, кому принадлежали. Так, например, в Швеции, констатирует В. В. Седов, обнаружено немалое число женских погребений на городских некрополях XI–XII вв., содержащих восточнославянские височные кольца, совершенно чуждые скандинавской традиции, причем они использованы таким же образом, как и в славянском костюме (около висков)[1304].