Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

Действительно, невозможно, например, вообразить ситуацию, при которой викинги, так дорожившие памятью предков, не сохранили бы память о них (как ее живое воплощение) в совместных со славянками потомствах. Немецкий ученый К. Вейнхолд в 1856 г. показал, что у скандинавов существовала традиция давать своим детям имя деда или первую половину его имени. Затем русский исследователь И. М. Ивакин обращал внимание на явление, характерное, например, для норманнов: первенцу мальчику и первой девочке при крещении давали имена соответственно дедушки и бабушки по отцовской линии. Второго мальчика и вторую девочку нарекали именами дедушки и бабушки по материнской имени. Сегодня норманист А. А. Молчанов поясняет, что «наследование имен своих предков, причем по мужской и по женской линии, являлось для хёвдингов как бы одной из привычных форм публичного предъявления неотъемлемых законных прав, приобретенных по рождению»[1352]

.

Поэтому, если даже и согласиться с норманистами о скорой и полной ассимиляции скандинавов, то все равно, согласно тому закону, о котором говорят Вейнхолд, Ивакин и Молчанов, конечно, все бы наши князья и их наследники по мужской линии непременно бы являлись обладателями скандинавских имен. Но таких случаев в эпоху Древнерусского государства не наблюдается. Выше уже рассматривался вопрос о древнерусских именах, и пример с княжескими именами Рюрика, Олега, Ольги убеждает, что летописный именослов не был связан со скандинавами. Не имеет отношения к последним и имя Игорь. Так, Ивакин доказал, что в древности имена Ингвар и Игорь различались и не смешивались. «Будь они одинаковы, — задавался он резонным вопросом, — зачем бы князю Игорю Глебовичу давать сыну своему имя не Игорь, а Ингвар? Однако же сын у него не Игорь Игоревич, а Ингвар Игоревич» (Речь идет об Ингваре Игоревиче, княжившем в Рязани с 1195 г.). Ученый также указал, что если имя Игорь известно с X в., то имя Ингвар появилось на Руси «довольно поздно — в конце 12-го и в начале 13-го века» в результате брака рязанского князя Игоря Глебовича (ум. 1195) с норманкой[1353]

.

За свои родовые имена, как свидетельствует история, очень прочно держались династии, подвергшиеся процессу ассимиляции. Так, например, княжеская династия руян (ругов, русских) на Южной Балтике к началу XIV в. уже совсем онемечилась. И одно лишь только напоминало о ее славянском происхождении — славянские имена, которые существовали до самого прекращения этого рода. И поморские князья, онемечившиеся уже во второй половине XIII в., употребляли славянские имена до своего прекращения (1637), т. е. еще почти четыреста лет после того, как стали немцами[1354]

. А. Л. Шлецер, говоря о скорой ассимиляции скандинавов в восточнославянской среде, вместе с тем отметил одно обстоятельство, которое никак не согласовывалось с его же заключениями. Он указывал, что «германские завоеватели Италии, Галлии, Испании, Бургундии, Картагена и пр. всегда в роде своем удерживали германские имена, означавшие их происхождение». Р. Ю. Виппер также отмечал, что в Западной Европе норманны «долго сохраняли свои народные черты, обычаи…», в то время как у варягов на Руси была иная судьба: они «быстро утрачивают свои скандинавские черты, ославяниваются»[1355]

.

В отношении разных судеб норманнов и варягов очень тонко подмечено. Исследователи, в том числе норманисты, давно обратили внимание на принципиальную разницу в поведении норманнов в Западной Европе и в поведении варягов в Восточной Европе, означающую, что речь о совершенно разных народах. Абсолютно был прав А. Васильев, сказав в 1858 г., что «скандинавы нигде не облагали данью побежденных, а всегда грабили и жгли, уничтожали все». Затем С. А. Гедеонов в ответ на утверждения, что после призвания норманны вследствие дружеских и родственных отношений между обоими народами будто бы не нападали на восточнославянские земли, с иронией заметил, что «викинги никогда не отличались сентиментальностью…». И. Н. Сугорский заострял внимание на всеизвестном факте, что викинги «вбивают кровавый след» в жизнь Западной Европы, но «ничего подобного не было у нас». В. А. Пархоменко ставил вопрос, почему норманны везде в Западной Европе пираты, береговые разбойники, а на Руси — «вооруженные купцы, культурные государственники, творцы русской государственности?». С. Лесной говорил, что на Руси купцами не могли быть скандинавы, в духе которых «было только грабить подобных купцов»[1356].