Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XI и XII веков

Но известное место Льва Остийского (MG. SS. VII, 652), в котором норманисты и даже их противники совершенно напрасно находили Варягов наряду с Русью, мы, по строгой справедливости, должны признать не имеющим для нас пока [204]

никакого значения. Лев Остийский, рассказывая о южно-итальянских событиях 1110 года, упоминает о восстании Мело, прибавляя, что это был самый деятельный и умный из всех граждан города Бари и даже целой Италии. Когда Апулийцы не могли более переносить высокомерия и наглости Греков, незадолго пред тем, то есть, во время Оттона I, при помощи союзных Датчан, Русских и Гуаланов, присвоивших себе Апулию и Калабрию, то Мело стал во главе возмущения (Grecorum, qui non multo ante, a tempore scilicet primi Ottonis Apuliam sibi Calabriamque sociatis in auxilium suum Danis, Russis, et Gualanis vendicaverant).

Во-первых, Лев Остийский писал свою хронику Монте-Кассинского монастыря в самом конце XI столетия и относительно южно-итальянской, греко-норманской истории пользовался сочинением своего старшего по времени собрата, именно «Норманской историей» Кассинского монаха Амата. Амат служил для него главным источником. Из этого следует, что даже в том случае, если бы событие, совершившееся будто бы при помощи Датчан, Русских и, положим, Варягов (хотя в Gualani скорее скрываются Аланы или Вандалы Барийской летописи), относилось к началу XI столетия, то Лев Остийский сам по себе далеко не был бы таким свидетелем, на точность которого, особенно в подробностях, следовало бы полагаться. Между тем, именно этой вставочной исторической реминисценции и нет у Амата, тогда как изложение главного события в хронике Льва несомненно находится в самой близкой зависимости от его L'ystoire de li Normant. «Sequentia Amatus non habet», замечено пред вышеприведенным отрывком в лучшем издании Льва Остийского (MG. VII, р. 652, adn. 63). /129/

Во-вторых, событие, в котором участвовали Датчане, Русские и (предполагаемые) Варяги, должно относиться даже не к XI столетию, а к 60 годам X века, ко времени Оттона I, которое еще менее было известно Монте-Кассинскому монаху, писавшему около 1098 года, чем первая половина XI века. He только подробности, но и самая сущность, и основа сообщаемого мимоходом известия — ошибочны. Апулию и Калабрию Греки присвоили себе вовсе не при Оттоне I. Итак, если Русские [205] и Варяги сколько-нибудь различаются у Льва Остийского, то это может иметь значение лишь для определения тех воззрений и той действительности, которые существовали в конце XI века, а не в начале его.