Вариант «Бис». Дилогия

Русский пристрелялся, и залпы его вспомогательной артиллерии ложились все ближе. Впрочем, и сам он шел в окружении всплесков шести– и пятидюймовок американских кораблей, на миделе и юте болтались дымные струи, штопором уносящиеся ему в кильватер. Артиллерия русского стреляла не переставая, и на нее, в связи с уменьшившейся дистанцией, приходилось обращать все большее внимание. Первое попадание крейсер получил в 09:48, то бишь в девять часов сорок восемь минут «Ак Эмма» [122], и после этого, несмотря на решительное маневрирование, они следовали одно за другим – русский, видимо, сосредоточил на крейсере огонь всей своей противоминной артиллерии. Снаряды из накрывавших их залпов шли под острым углом по отношению к курсу «Мемфиса», и крейсер содрогался при каждом попадании: проламывающем поясную броню, вырывающем фонтан искореженных обломков из полубака, мгновенным огненным шквалом разрушающем надстройки. Шесть снарядов попали в американский крейсер менее чем за две минуты, а для торпедного залпа, такого, чтоб наверняка, все еще было слишком далеко.

– Два, – командир оторвался от прорези в броне и обернулся к окружающим его офицерам. – У него два калибра!

– Как у итальянцев.

– Да, и у немцев. Не знаю, хорошо это или плохо.

– Для нас?

Торпедисту, оказывается, было смешно. Он широко улыбался, не отрываясь от визира автомата торпедной стрельбы. Впервые за два года службы на крейсере ему представился шанс проявить свое мастерство. Отношение остальных офицеров к его обязанностям было ироничным, всем казалось, что времена «Дорсетшира» давно миновали, да и аппараты с большинства крейсеров были давно сняты – просто до их корабля руки пока не дошли.

– Мне нужно десять тысяч ярдов, это максимум, с которого можно рассчитывать на попадание. Лучше девять.

– Ага, а еще лучше семь. Тогда-то он и перенесет на нас свой главный калибр, чего мы все тут и добиваемся. Чудесно!

– Куда уж лучше!

– Если кто забыл, до сих пор не зафиксировано ни одного торпедного попадания с дистанции более пяти миль. Старший, как там эсминцы?

Пауза, возникшая после этого вопроса, продлилась больше, чем требовалось, и один за другим все офицеры повернулись в том же направлении, что и внезапно замолчавший старпом. То, что их героическая атака уже никому не нужна, стало ясно сразу. Авианосец еще имел ход, еще даже пытался как-то менять курс, но уже был обречен. Громадные языки пламени вырывались из его корпуса, наклонившегося к поверхности моря под нелепым углом, из развороченной на корме взлетной палубы толчками выбрасывало вверх клубы густого нефтяного дыма. Вокруг, не далее чем в четырех-пяти десятках метров один за другим поднимались фонтаны накрытий, каждый залп теперь, по-видимому, давал попадание. Эта жуткая картина через несколько секунд исчезла из поля зрения офицеров крейсера, когда тот, повинуясь приказу командира, заложил циркуляцию, склонившись в сторону русского корабля.

– Спокойной ночи, ребята [123], – произнес Лакий, прежде чем они легли на боевой курс. До торпедного залпа оставалось две минуты, посоветовать каперангу отказаться от него никто не решился.