Вариант единорога

Но ночи все же становились слишком холодными, даже для августа. Каждое утро она замечала, что Герману все труднее проснуться и начать двигаться. И он все дольше сидел на солнышке.

Она вспомнила, что он холоднокровный, а это означало, что температура его крови была равна температуре воздуха. Значит, ночью он должен очень мерзнуть, подумала она. Что же он будет делать, когда придет зима?

И вот на последней неделе каникул Герман спросил ее:

— Полетишь со мной сегодня ночью?

— Ночью?

— Да, когда стемнеет.

— Ой, не знаю… Я боюсь. Наверное, мне нельзя.

— Это очень важно, — сказал он. — Я очень тебя прошу. Захвати свитер, потому что будет холодно. Пожалуйста, приходи.

— Хорошо… — согласилась Сьюзи.

В ту ночь она лежала в кровати без сна, пока дом не затих и не погрузился во тьму. Тогда она встала, оделась как можно тише и вышла из дома. Герман знал, что ей страшно идти к саду в темноте, и ждал ее за гаражом.

Она взобралась ему на спину и спросила:

— Куда мы полетим?

— Это наш последний полет, — сказал он и, хлопнув крыльями, стал подниматься все выше и выше.

— Последний полет? — удивилась Сьюзи.

— Да.

Они улетели далеко. Она даже не могла себе представить, как далеко. Но прежде она никогда не летала ночью. Небо было подобно черному шелку с рассыпанными по нему капельками воды. Снизу, с земли, она никогда не видела таких ярких звезд.

Сьюзи посмотрела вниз и поняла, что она еще ни разу не поднималась так высоко. Города внизу были словно звезды над ними — маленькие пятнышки света, окруженные сплошной чернотой.

Сьюзи крепче обхватила Германа и опять посмотрела вверх.

— Я вижу звезды, — сказала она ему, — они красивые. — Она глубоко вздохнула, — А воздух так чист и хорош.

— Да, — ответил он, быстрее работая крыльями.

— А город внизу — о, город внизу! — он тоже такой красивый, Герман.

— О городах я ничего не могу сказать, — сказал он.

— Да, да. Он очень красивый.

— Люди строят города, — объяснил Герман, — а птеродактили — нет. Поэтому я поверю тебе на слово. А раньше ты не замечала, что он красивый?

— Нет, — ответила она.

— Тогда, я думаю, ты начинаешь обретать свое волшебство.

— Правда?

— Да, и я за тебя рад.

— Ты сказал, что это наш последний полет?

— Да, это так.

— Почему?

— Впитывай в себя ночь, — сказал он, — Дыши глубже. Смотри на мир под тобой, мерцающий в темноте. Это твой мир, теплокровная Сьюзи, а не мой.

— Что ты хочешь сказать?

— Только то, что ты должна смотреть и наслаждаться. Понимание придет позже.

Они летели все дальше, дальше и дальше.

Потом он развернулся и направился туда, откуда они прилетели.

Обратный путь занял много времени, и Сьюзи потянуло ко сну, несмотря на холод и возбуждение от полета. Она поняла, что было поздно, очень поздно, и уже давно пора было спать.

И вот они уже кружат над ее двором, все ниже и ниже, и наконец мягко приземлились за гаражом.

Взошла луна, большая и круглая, кремового цвета.

Сьюзи слезла со спины Германа и встала перед ним.

— А теперь скажи мне, — спросила она, — что ты имел в виду, когда говорил «последний полет»?

— Я должен лететь, — ответил он, — сейчас. Я думал, что смогу остаться подольше, но погода слишком быстро становится холодной. Я не выношу холода. Я должен лететь на юг, как птицы.

— В Южную Америку?

— Возможно.

— Ну почему «возможно»? Почему это такая большая тайна? Почему ты не расскажешь мне, куда ты направляешься и где живут другие птеродактили?

— Да это не имеет значения, — сказал он, — честно. До свиданья, Сьюзи. Уже пора.

— Не улетай, Герман! Я буду скучать по тебе!

— И я буду скучать по тебе, Сьюзи. Но я должен лететь.

— Ты вернешься будущим летом?

Он расправил крылья.

— Ну конечно, вернусь. До свиданья.

И тут все, над чем она размышляла, все загадки, которые она пыталась разгадать этим долгим летом, — все стало ясно.

И она выкрикнула, не раздумывая. Если бы у нее было время подумать, возможно, она не стала бы этого говорить. А может, и стала бы.

— Ты последний, да, Герман? Ты самый последний птеродактиль на всем белом свете? — спросила она. — Да?

Вместо ответа он взмыл в воздух, взмахнув огромными крыльями. В следующее мгновение он был уже выше деревьев.

— Да? — кричала она. — Ведь это так? Ты самый последний!

Он кружился высоко над двором, и соленая капля, как капля дождя, упала ей на щеку.

Потом крылья подняли сильный ветер, и он поднялся так высоко, что стал казаться не больше птицы.

— Я люблю тебя, Герман! — кричала она. — Правда-правда, люблю! Пожалуйста, возвращайся! Прилетай на следующее лето!

Потом он стал таким маленьким, что его едва можно было разглядеть. А потом и вовсе исчез.

Она еще долго смотрела в небо, чувствуя себя маленькой, слабой и несчастной. Что-то большое и сильное, что могло летать выше, быстрее и дальше птиц и, в сущности, было совершенно ужасным — со своим огромным клювом и когтями, — улетело далеко-далеко.

И она чувствовала, что это навсегда и что она уже никогда не увидит Германа. Она все смотрела, пока не заметила, что совсем продрогла и хочет спать.