И дед Селиван вспомнил, как однажды, в один прекрасный день он выяснил, что получил в Италии богатое наследство. Счастливчику можно было бы позавидовать, да вот беда, написавшая в его пользу завещание бабушка, эксцентричная итальянская миллионерша, вложила все свое состояние в коллекцию калош на левую ногу. И на деда Селивана неожиданно обрушилось огромное количество резиновой обуви. Не зная, что делать с «левым» состоянием, Селиван пристрастился проигрывать галоши в карты деду Никифору. Последний поступил с калошами более практично и стал продавать их на рынке, снабдив фирменной наклейкой «Адидас».
В общем, бабка у Селивана была мудрая, и не грех было последовать ее примеру. Селиван напрягся и завещал:
Прокопию — купить водки и готовиться к 10-му воскрешению.
Никифору — всех еще оставшихся в живых бабок, которых он любил.
Федору — путеводитель по монастырям.
Марусе — клок своих волос на долгую память
Фросе — пару калош (обе на левую ногу)
А так же положить ему в могилу ящик пива и компакт-диск Ван Халлена.
И тут все внезапно поняли, что дед Селиван помер.
— Ну вот, Селиван мертвый, одна штука. — тяжко вздохнув, подвел итог дед Прокопий. И тут все задергались в горьких рыданиях. Причем больше всех рыдал и трясся дед Никифор. Может, он и не хотел, но так получалось. Его всегда слегка поддувало сквозняком. Слезы Прокопия скапливались в бороде, а потом мутными каплями скатывались в пустую сковородку. "Нашел когда помирать, — думал дед Прокопий, — В доме ни водки, ни хлеба… хоть бы сала на помин души оставил, сволочь…" Все молча поддержали деда Прокопия, но сделали вид, что просто грустят по Селивану. Причем так, что дед Федор даже собрался затянуть печальную поминальную песню. Однако в этот самый момент в комнату влетела жена Прокопия, бабка Маруся, узрела, что никто не собирается отмечать международный праздник последнего четверга на неделе, и возмутилась.
— Я не поняла… Мы что, не гуляем что ли? — тут все на нее зашикали, и до Маруси что-то дошло. Правда, что именно до нее дошло, не понял никто, в том числе и она сама. Впрочем… Нельзя сказать, чтобы на нее шикали действительно все. Бабке Фросе, например, было не до этого. Добрый дед Селиван, помимо клока волос, оставил ей в наследство еще и пыльный мешочек со своими маленькими, скудными мозгами, и она очень этому радовалась.
Хоронили Селивана всей деревней. Добежали до кладбища, закидали землей и кинулись поминать.
Подскочил Селиван, и ну выбираться на свет божий. Взял он ноги в руки и примчался на собственные поминки.