Варрава

Не менее глубокое впечатление произвел на них рассказ Луки о последних минутах земной жизни Искупителя и о его явлении на пути к Эммаусу двум своим ученикам, об одном из которых сложилось среди тогдашних христиан мнение, что это был сам Лука. Слушая эти вдохновенные свыше воспоминания о Боге-Человеке, Октавия чувствовала как мало-помалу покидал ее прежний ее страх перед смертью, и что если самый переход из этой жизни к другой не вполне еще утратил в ее глазах свою ужасающую сторону, то во всяком случае смерть утратила для нее свое жало, небытие свою победу.

Однажды, то было 9-го июня, они увлеклись чтением этих изумительных рассказов и читали дольше обыкновенного. На дворе уже стемнело, и Трифена засветила лампаду. Никто из них не обратил внимания на показавшийся вдали красный парус; никто не заметил, как с корабля высадился на берег отряд прибывших из Рима легионеров. Но все они вздрогнули, услыхав поднявшуюся вдруг уж у самых ворот дома необычайную суматоху, сопровождавшуюся говором многих голосов, топанием ног, бряцанием оружия и суровыми окликами начальства, — так как сразу поняли, что значит зловещий этот шум. Невольный страх овладел ими. В эту минуту отряд вступил во двор, и начальник легионариев громовым голосом возвестил: «указ от императора». Едва сознавая, что делают, Онезим вместе с другим бывшим тут рабом христианином Гермасом бросились к дверям, чтобы загородить собою вход, между тем как Трифена и две другие прислужницы обступили Октавию. Но вот за дверью раздались шаги, и с бранью и проклятиями посыпались в нее удары один за другим; через минуту дверь уступила напору. Инстинктивно бросились было и Онезим и Гермас поперек дороги входившим; но первый же из легионариев ударом меча повалил Гермаса, в то время как сам центурион быстро справился с Онезимом, отбросив его далеко в сторону сильным толчком. Затем, приблизясь к полубесчувственной Октавии, исполнители воли цезаря силою оторвали от нее прислужниц, крепко обхвативших свою госпожу, и, связав несчастной молодой женщине руки и ноги, приступили к открытию жил. Но бесчувственное состояние, в каком была Октавия, препятствовало свободному и быстрому излиянию крови. Тогда, чтобы ускорить дело, ее погрузили в нагретую до точки кипения ванну и таким образом, с помощью удушливых горячих паров, прекратили навсегда биение молодого сердца, но уже много испытанного горем, и через несколько дней Поппея имела удовольствие вдосталь насладиться видом отрубленной от туловища головы своей соперницы, доставленной по ее желанию в Рим.

И это новое злодеяние Нерон счел своим долгом ознаменовать воздаянием вошедших у него в обыкновение при таких случаях горячих благодарений богам, а сенат в своем позорном холопстве перед цезарем, почтив богов различными богатыми приношениями, поспешил повергнуть к его августейшим стонам свои верноподданнические поздравления, по случаю его счастливого избавления от коварных козней озлобленной Октавии.

Глава X

Был один крошечный уголок в Риме, в котором среди всей этой суеты и всех этих волнений римской жизни царили мир и тишина, — счастье среди всех этих бедствий, хотя уголок этот, казалось, и был последним местом, где, по мнению любого римлянина, могло приютиться счастье. То была узкая и невзрачная келья, служившая местом заточения Павлу Тарсянину.

Пока префектом преторианского лагеря был Бурр, участь узника, по возможности, облегчалась некоторыми, не нарушавшими строгости римской дисциплины, льготами. Таким образом ему было разрешено нанять себе отдельное от прочих заключенных помещение в самом городе, где ему дозволялось беспрепятственно видеться с своими друзьями и единомышленниками и принимать от них те или другие дружеские услуги. Но, разумеется, при этом ему приходилось подчиняться тяжелому условию своего положения узника и всегда оставаться привязанным цепью к руке того или другого из наряжавшихся к нему в стражи легионариев. Понятно, что такая должность, превращая на известное время и самого сторожа в узника, была вообще преторианцам ненавистна, а если узник был к тому же иудей, то и в особенности. Вот почему известие, что сотник Юлий, доставив нового узника иудея, сдал его на руки преторианскому префекту, возбудило среди преторианцев немало неудовольствия и воркотни.