Варрава

С лихорадочным нетерпением он ожидал наступления дня следующего собрания христиан, но уже не с той целью, чтобы приобрести против них такие показания и улики, которые могли бы послужить поводом к различным гонениям на них, а скорее с той целью, чтобы приобрести возможность быть им полезным и сделать все, что только было в его власти, для избавления их от грозившей им беды. Сверх того, душа его жаждала услышать еще раз кроткие слова любви и утешения, увидать того, которого Клэт назвал любимым учеником Христа, узнать побольше о Том, Кому с таким набожным энтузиазмом поклонялись эти новые люди, постичь, в чем заключался источник зажженной Им надежды, — того душевного мира и той праведности, которые Он сделал доступными не для одних только умственно развитых людей, но и для всякого бедняка, для каждого раба, для последнего из отверженных.

Находясь всецело под тем впечатлением, какое он вынес из общества христиан, Алитур с ненавистью смотрел все эти дни на свою деятельность пантомима, и эта обязанность, в качестве законтрованного актера ежедневно выставлять свою особу, красоту и пластичность поз и движений на показ толпе, была для него отвращением и пыткою. Возвратясь в один из таких дней домой, усталый физически, но еще более нравственно разбитый, он в отчаянии повалился на свое ложе и, повернувшись лицом к стене, горько заплакал. Но как раз в это время к нему вошел слуга и доложил, что его требует к себе цезарь, и бедный Алитур, волею-неволею, должен был встать, облачиться в придворный костюм и, приняв свой обычный, беспечно веселый вид, явиться к императору. Когда он вошел в кабинет Нерона, этот последний, с каким-то лихорадочным нетерпением стал засыпать его вопросами относительно дела, затеянного им против христиан, и спросил, между прочим, удалось ли ему, наконец, проникнуть в потаенные притоны их сходок и собрать против них какие-либо улики.

— Нет, цезарь, улик против них я, пока еще, никаких собрать не мог, — ответил Алитур, — и хотя мне и удалось дня три тому назад побывать в их собрании, тем не менее там я не слыхал и не заметил ничего такого, в чем можно было бы усмотреть, хотя бы малейшую тень чего-либо противозаконного, и я склонен думать, что все, что случилось мне про них слышать и что я со слов других так легкомысленно передавал цезарю, — одни лишь глупые выдумки народа и чистейшая клевета.

— Они хитры, Алитур мой, эти христиане, — заметил Нерон своему любимцу. — Поппея слышала про них самые дурные отзывы. Но, как непосвященный в их гнусные тайны, ты, разумеется, не мог сразу разглядеть их и понять, что они за люди в действительности.

— Да и какое нам, в сущности, дело, кто они? — вмешался Тигеллин, — для нас важно иметь налицо каких-либо злодеев, на которых можно бы было указать, как на поджигателей Рима, а для этого что же для нас может быть более подходящим, чем эта угрюмая, человеко-ненавистная и тьмою порожденная секта, как гнойная язва, противная народу? Во всяком случае, истребление этих людей было бы немаловажною заслугою в глазах всего римского общества.

— Бедняги! — с тяжелым вздохом проговорил Алитур. — Право, мне как-то жаль причинять им еще более зла, чем я уже причинил своею необдуманностью… Все-таки, я приложу все свои усилия, чтобы разузнать о них подробнее, и, может быть, в скором времени буду в состоянии сообщить цезарю нужные ему сведения.

— Наш несравненный Алитур начинает, как кажется, слегка вилять, — осторожно заметил Тигеллин императору, как только ушел пантомим. — Не надо забывать, что по своему происхождению он все же иудей, а теперь в довершение, видимо, проникнут малодушною жалостью к этим людям.

— Поппея уверяла, однако ж, будто иудеи питают к христианам еще более ненависти, чем мы, — возразил Нерон.

— Однако, корень той и другой ереси один и тот же, в этом цезарь может быть вполне уверен. — Впрочем, я попытаюсь сам разведать, где находятся притоны тайных сходок этих христиан, так как не могу скрыть от цезаря, что необходимость успокоить народ с каждым днем становится настоятельнее.

Глава XIII

Дня через два за Алитуром опять зашел Филет, чтобы служить ему еще раз проводником в собрание христиан и, при этом, сообщил пантомиму, что христиане, узнав, что им грозит близкая опасность, решили собраться на этот раз в другой копи близ Алиевой дороги, тем более, что собранию богомольцев, в виду приезда в Рим Иоанна, одного из двенадцати учеников самого Христа, предстояло быть многочисленнее обыкновенного. Зная по опыту, что Филет — один из тех людей, которые всегда и при всяких обстоятельствах готовых за деньги продать свою честь и совесть, продать и недруга, и друга, Алитур старался избегать по возможности всяких с ним разговоров насчет христиан, но в душе дал себе слово приложить все старания, чтобы как-нибудь, незаметным образом, предупредить христиан о готовившихся против них кознях, успеху которых, в своем полном неведении, что это за люди, он сам вызвался способствовать.