Варвар

Радомир поворочался… и вздрогнул, услыхав донесшийся откуда-то вой. Длинный, протяжный, он сразу же взял пронзительно-высокую ноту и, поднявшись в небо, на какое-то мгновение завис, а затем сорвался вниз рычащим басом.

– Волки на луну воют, – приподняв голову, пробормотал Скорька. – Знать снег завтра пойдет.

– А что, примета такая есть? – Радомир удивился.

Насчет приметы соратник не рассказал – тут же и уснул снова. А волки опять завыли… нет, все же – не волки, волк. Одинокий. И выл так… грустно, протяжно, но вовсе не жалобно, а словно бы с угрозой, будто бы предупреждал кого-то – погодите еще, вот я вам!

Ага, вроде бы перестал… Нет, снова!

Затаившийся в снегу воин в лохматой волчьей шкуре и сам чем-то напоминал волка. Столь же хищный оскал, столь же острый взгляд, нюх и безжалостно сжатые зубы. Вытянутое к подбородку лицо воина, от природы смуглое, казалось страшной посмертной маской, столь же безжизненной и недвижной. Сжимающая короткое копье рука словно совсем не чувствовала холода.

Вот где-то совсем рядом вновь послышался волчий вой. Воин поудобнее перехватил копье…

Позади едва слышно заскрипел снег.

– Вряд ли ты в него попадешь, Гарпан!

Громкий насмешливый голос, по-видимому, спугнул волка – вой прекратился.

– Теперь уже не попаду, мой господин, – обернулся воин. – Хотя мы, гепиды, от рождения охотники.

– В этих лесах все охотники. Так никто и не приходил?

– Нет, господин. Думаю, что никто и не придет до утра.

– А ты не думай. Гарпан! Думать я буду. За всех вас.

– Да, мой господин.

– А тот, кого мы ждем, прекрасно знает все эти места, может пройти и вслепую, а старый дуб хорошо заметен и в свете луны. Так что жди, Гарпан. Не забыл условный сигнал?

– Вой одинокого волка.

– Так он же и выл!

Стряхнув снег, воин неожиданно рассмеялся:

– Это был настоящий волк, ни один человек так не может! Поверь мне, господин, я охотник. И отец мой был охотником, и дед…

– Настоящий, говоришь? Плохо ты знаешь здешних жрецов!

И снова завыл волк! На этот раз совсем близко, у старого дуба.

– Отзовись, Гарпан, – быстро приказал господин.

Невысокий, коренастый, с необычайно широкими плечами, он чем-то напоминал сову или, скорее, филина – столь же насупленный, и нос – словно клюв – крючком. На левой руке сего господина не хватало трех пальцев, то ли он потерял их в бою, то ли они отрублены специально, остались лишь только указательный палец и большой, отчего рука напоминала клешню. Бледное лицо с темными, глубоко запавшими глазами, иссиня черные волосы, длинные и спутанные. Высокий, с большими залысинами лоб, придавал бы коренастому вид мыслителя, если бы не слишком тяжелая челюсть – квадратная, выступающая вперед. Подбородок, некогда начисто выбритый, уже тронула черная поросль щетины, над верхней губой скупо торчали редкие, тронутые изморозью усы. Вообще же, все эти отталкивающие и неприятные черты – каждая по отдельности – слились в этом человеке в какое-то гармонично-трогательное единство, и сей господин, несомненно, наделенный большой внутренней силой, вовсе не производил впечатление урода, скорее, наоборот – властелина.

– Куахх! Куахх! – приложив руку к губам, заухал филином часовой.

В ответ снова раздался вой… затрещали кусты, и вот уже из-за дуба выбрался на небольшую полянку худой, высокий и жилистый старик с куститыми бровями и длинной узенькой бородой. Полная луна отражалась в темных глазах его, смотревших из-под бровей маленькими злыми буравчиками. Длинный, до колен, полушубок из медвежьей шкуры, теплые меховые обмотки, ожерелье из змеиных голов.

– Что-то ты припоздал, друже Влекумер! – поспешно вышел из темноты коренастый.

– Хотел утром прийти, – усевшись в снег, жрец снял широкие лыжи, подбитые лисьим мехом. – Да вижу – луна, чего зря время тратить? Светло и так. Верно, Фримаск-навий?

– Я так и подумал, – Фримаск кивнул головой, словно филин. – Ну, пойдем в мой шатер, славный Влекумер… Да! Ты не привел раба для гадания?

– Обижаешь! Конечно, привел – как я мог забыть? Ведь дело-то мы затеяли непростое, – ухмыльнулся жрец.

– Ради этого я и явился. Искал… И, скажу честно, никак не могу поверить твоим словам. Хот я и сам колдовал, знал где искать, но все же…

– Поверишь, – волхв обернулся и негромко позвал: – Пескарь! Пескарька!

– Да, господин?

На поляну выбрался отрок, тот самый, что не так давно свидетельствовал на суде – маленький, бледный, тоже, как и жрец, на широких лыжах.

– Брось лыжи и иди за мной, – повелительно распорядился Влекумер и, посмотрев на Фримаска, добавил: – Надеюсь, у тебя готово все для гадания?

– Готово. И священная омела, и серп, и кувшин для жертвенной крови. Все, что угодно богам.

– Ты меня к вашим богам не притягивай! – на ходу сплюнул через левое плечо Влекумер. – У меня свои есть.

– Думаю, они в этом деле договорятся, – Фримаск обернулся и хищно посмотрел на мальчишку. – Его не будут искать?

– Это мой раб.

– Раб?!

– Но я его уже отпустил на свободу, – поспешно поправился навий.

Его собеседник жестко сжал губы:

– Раб, вольноотпущенник – какая разница? Выйдет ли гадание – вот в чем вопрос!