К удовольствию Феодосия, организовав дела на западе, Стилихон вернулся на восток, оставив Валентиниана II во Вьенне (вблизи французского Лиона) на попечении своего генерала Арбогаста. Замечательно способный во многих отношениях человек, Стилихон иногда допускал непростительные ошибки. Одну из них он совершил здесь. Дело в том, что по происхождению Арбогаст был франком, а франки не были христианами.
Объявили, что Валентиниан покончил с собой: он будто бы повесился.
Затем Арбогаст переехал из Вьенны в Рим и возвел на западный трон язычника-императора, к вящей радости язычников-сенаторов. Им стал Евгений, который вернулся к римским традициям, перестроил храм Геркулеса в Остии и выделял деньги на языческие игры и празднества. Более того, он согласился восстановить алтарь Победы, главный символ старого Рима.
Язычество, в буквальном смысле, шагало по стране, так как армия Евгения вышла в поход на Стилихона. Епископ Амвросий так испугался языческих сенаторов, что сбежал при их приближении. Арбогаст и новый префект Италии пообещали устроить армейскую конюшню в базилике миланской церкви и забрить священников в армию после ее победного возвращения. Мятежники под знаменами языческих богов Рима, Геркулеса и Юпитера. Феодосий, со своей стороны, взывал к христианскому Богу. Ему являлись знамения: апостолы в образе готских всадников.
С помощью вестготов Алариха Феодосий и Стилихон разбили Евгения. В войне христианства с язычеством была одержана решительная победа, и никогда больше в Риме не будет языческой армии. Алтарь Победы был окончательно уничтожен, а ожерелье богини украшало теперь шею жены Стилихона. Старый Рим и язычество стали прошлым. Будущее было за Стилихоном, Феодосием и Константинополем. И теперь был только один август: Феодосий правил по воле Божьей.
Католический Иисус, единосущный Богу, был чем-то вроде августа, но особо выдающегося. На мозаике приблизительно 390 г. в апсиде церкви Санта-Пуденциана в Риме мы видим нового имперского Христа, с нимбом, бородой, как у Юпитера, и, подобно старому римскому богу, восседающего на троне лицом к молящимся. Иисус стал защитником империи вместо Юпитера. На Арке Константина изображен сидящий на троне император с нимбом вокруг головы (нимб в то время был символом не святости, а власти)[342]
. Фигуры, окружающие его, вздымают руки в мольбе точно так же, как ученики Христа на церковной мозаике. Как выразился Амвросий, Христос теперь встал во главе легионов[343].Но готы, составлявшие значительную часть армии-победительницы, не отказались от арианства. После того, как их использовали в качестве чего-то вроде античного эквивалента пушечного мяса в войне с Евгением, они уже не хотели быть членами Римского клуба. Новая пропасть образовалась между варварами и римлянами. Прежние разграничения уже не имели особого смысла. «Римлянин» на протяжении веков не означало «имеющий отношение к городу Риму». Рим-город куда меньше значил, чем Рим-империя. И гражданство не было связано с римским происхождением: все свободные люди, живущие в империи, с 212 г. автоматически получали его. Варвары больше не были изгоями, они жили во всех частях империи и составляли большую часть ее армии. А поскольку империя была сильно военизированной, это означало, что варвары находились на первых позициях. Стилихон — самый яркий пример. Различия между римлянами и варварами стали, по существу, расовыми. Мать Стилихона была римлянкой, но отец — вандалом, поэтому он сам считался варваром.
Но Аларих и его готы были не просто людьми другой расы, они вдобавок были еретиками. Это играло на руку Феодосию. Данное обстоятельство, несомненно, поощряло греков переходить из арианства в католицизм, поскольку они не хотели, чтобы их отождествляли с варварами.
Летописцы империи однажды поняли, что единственные истории, заслуживающие запечатления, это повести о военных походах императоров. Теперь основной темой летописей становились не рассказы о военном могуществе, а о чудесных спасениях. К примеру, Созимен, историк, трудившийся в Константинополе примерно через 30 лет после взятия Аларихом Рима, посвятил только 4 строки этому факту и целых 54 — рассказу об обнаружении головы Иоанна Крестителя.
Католический тринитаризм был глубоко и намеренно иррациональным учением, и естественным следствием этого для католиков стало отождествление рационализма и науки с язычеством. Они гнули свою линию с потрясающим упорством. Одним из наиболее вопиющих примеров является обращение католиков с Гипатией из Александрии, первой известной нам женщиной, внесшей заметный вклад в развитие математики.