Васек Трубачев и его товарищи

Баба Ивга подошла и к ним. Одинцов смутился, когда она погладила его по голове, а у Мазина отросшие светлые волосы взъерошились; он напряжённо вытянул шею и держал её так, пока баба Ивга не сняла руки с его головы. Тогда, довольный неожиданной лаской, Мазин размешал пятернёй свои волосы и сказал:

– Спасибо.

* * *

Ночью кто-то тронул Васька за плечо. Васёк встревожился, заморгал глазами, проснулся.

«Не случилось ли чего с Севой?» – почему-то подумал он.

Но над ним склонилось тёмное лицо Степана Ильича.

– Встань, хлопчик…

В окошко глядела полная луна.

Одинцов и Саша крепко спали. Васёк с испугом смотрел в лицо Степану Ильичу и, протянув за спиной руку, дёргал за рубаху Одинцова. Но Одинцов, утомлённый дорогой, не просыпался.

– Встань, хлопчик, – ещё раз сказал Степан Ильич и потянул Васька за собой в сени.

Васёк шёл за ним, не доверяя ему и не смея ослушаться.

Сердце у него билось.

«Что ему надо?» – с тревогой думал он.

В сенях Степан Ильич наклонился к нему и зашептал:

– Беги, сынок, до конюха… огородами беги… осторожненько… Мне нельзя… люди донесут… Скажи конюху, чтобы зараз в лес подавался. Чуешь, сынок?

Васёк кивнул головой, поднял на Степана Ильича глаза и вдруг жарко, порывисто обнял его за шею, прижался головой к его груди.

Степан Ильич обхватил его обеими руками любовно и крепко:

– Боишься?

– Нет, нет!

Васёк выскользнул во двор, пролез под плетнём на огород и, прячась в кукурузе, пополз к хате конюха. Село, облитое лунным светом, казалось пустым; безглазые, слепые окошки с запертыми ставнями не мигали тёплыми огоньками; издалека была видна площадь с чёрной виселицей…

Конюх, его жена Катерина и Грицько спали. Васёк тихонько стукнул в оконце. Подождал, оглянулся. На второй стук чуть-чуть приоткрылась дверь, показалась взлохмаченная голова конюха. Васёк проскользнул в камору. Шёпотом передал поручение Степана Ильича. Конюх заторопился; старая бабка засуетилась; жена в темноте стала собирать вещи.

– Это он, это Петро проклятый! Не миновать ему, дьяволу! – натягивая сапоги, шептал конюх. – Спасибо Степану… Скольких людей спас!..

Васёк бросился к Грицько, крепко обнял его за шею.

– Дядя Степан не предатель! Это он меня послал к вам, Грицько! Он не предатель! – горячо зашептал Васёк товарищу.

Грицько смотрел на Васька сонными, ничего не понимающими глазами.

– Одевайся, сынку, одевайся! – торопила его мать.

Степан Ильич дожидался Васька в сенях. Видимо, он и не уходил оттуда. Он сам уложил мальчика, укрыл его рядном, снова повторив свои слова:

– Дорогой ты хлопчик… цены тебе нет…

Васёк долго держал его руку, прижимая её к горячей щеке.

На рассвете эсэсовцы стучали прикладами в пустую камору конюха, разбивали двери. Старая бабка пряталась у соседей; конюх с женой и сыном ушли в лес.

Глава 43

Страшная ночь

Утром ребята не отходили от Степана Ильича. За столом Одинцов старался сесть с ним рядом. Саша подолгу стоял возле дяди Степана, притулившись к нему боком.

Васёк торжествовал:

– Я ему всегда верил! И Матвеич верил… Дядя Степан нарочно старостой стал, чтобы людей спасать… Только об этом никому нельзя говорить, ни одному человеку!

Одинцов и Саша поклялись молчать.

Мазин и Русаков были заняты другим. С утра Генка передал им, что дед Михайло строго-настрого запретил шататься около школы и ждать у колодца Севу. Это запрещение вызвало особый интерес мальчиков, и они только и делали, что шатались около школы, наблюдая за гитлеровцами. После обеда они принесли Ваську сведения, что из штаба выехал куда-то целый отряд эсэсовцев на мотоциклах. Ребята встревожились, зашептались.

Степан Ильич нахмурился, постучал по столу:

– Чтобы ни один из хаты не вышел! Мало ли куда эсэсовцы поехали! Вас не касается!

Ребята притихли. Степан Ильич большими шагами ходил по хате, хрустел сложенными пальцами, часто поглядывая в окно. Васёк смотрел на его сосредоточенное лицо и старался угадать, чем он взволнован.

«Хорошо бы повидать Севу или Генку, – думал Васёк. – Может, они выйдут к колодцу хоть на минутку…»

Он шепнул Мазину, чтобы тот тихонько вышел во двор, и сам стал пробираться к двери. Но Степан Ильич заметил и вернул обоих.

– Куда? На место! И вы тут оставайтесь, нечего по селу бегать зря! – сказал он Петьке и Мазину.

Солнце садилось. Откуда-то издали вдруг донеслись выстрелы, глухо застучал пулемёт. Степан Ильич поднял брови, насторожился. Баба Ивга вопросительно посмотрела на него:

– На Жуковке, что ли? Или в другой стороне?

Степан Ильич вышел на крыльцо. Ребята тесной кучкой двинулись за ним. Выстрелы были частые, глухие, далёкие.

– За лесом где-то, – определил Степан Ильич.

Из гороха вдруг вынырнула голова Генки; он перепрыгнул через плетень. За ним, задыхаясь от быстрой ходьбы, перелез Сева.

Лицо Степана Ильича побагровело от волнения.

– Пойдём в хату, – тихо сказал он, пропуская вперёд Севу и Генку.

В хате Сева торопливо вытащил из-за пазухи сложенный вчетверо лист бумаги и сунул его Степану Ильичу. Пальцы у Севы были в чернилах, руки дрожали.

– Вот… всё… дед Михайло велел скорей нести!.. – сказал он, с трудом переводя дух.