Ваш мозг. Что нейронаука знает о мозге и его причудах

Если та или иная нейробиологическая гипотеза кажется слишком простой, значит, она и вправду слишком проста. Поэтому большинство специалистов нашего времени уверено: классическая модель языка несовершенна. Главный ее недостаток в том, что существуют доказательства следующего утверждения: речевое общение – которое состоит не просто из речепроизводства и речевосприятия, а из целого списка задач, от поиска нужных слов до выбора синтаксической структуры – задействует намного больше зон мозга, чем предполагает классическая модель. Языковые процессы никак не могут зависеть от двух зон мозга и соединяющей их дуги. Скорее всего, за них отвечают различные участки коры головного мозга – как в левом, так и в правом полушарии, – а также таламус и другие структуры, которые мы обсудим позже (например, базальное ядро, мозжечок и т. д.). Если в процессах порождения и понимания речи участвует такое количество зон мозга, то есть и множество проводящих путей, которые их соединяют.

Еще одна претензия звучит так: несмотря на то, что зоны Брока и Вернике – краеугольные камни речевого общения, не существует точного определения (ни анатомического, ни функционального) ни одной из них. Чтобы доказать это, языковеды Паскаль Трембли и Энтони Дик в 2015 г. провели опрос среди нейробиологов, изучающих языковые процессы. Они попросили указать точное местоположение зон Брока и Вернике. Мнения о том, где находится зона Вернике, разделились: ученые указали на 7 различных зон, но ни на один из вариантов не пришлось более 30 % голосов. С зоной Брока ситуация оказалась лучше: на одно местоположение указали 50 % респондентов, а остальные голоса пришлись еще на 6 областей¹¹.

Функциональное определение зон Брока и Вернике также неоднозначно. Все привыкли считать, что зона Брока отвечает за речепроизводство. Однако точные задачи этой зоны до сих пор неизвестны. Может, без нее невозможно движение органов речевого аппарата? Или она отвечает за вербальную память? Синтаксис? Грамматику? Все перечисленное? Точного ответа мы не знаем.

Все запутывается лишь сильнее, если вспомнить открытие ученых, согласно которому зона Брока отвечает еще и за речевосприятие¹², а также функции, которые связаны с речью лишь косвенно, – планирование и начало движений¹³.

В свою очередь, зона Вернике отвечает и за речепроизводство.

Еще вероятно, что без нее все равно возможно речевосприятие¹⁴. На самом деле из-за этой неопределенности некоторые ученые даже решили, что термины «зона Брока» и «зона Вернике» вскоре вовсе выйдут из употребления¹⁵.

Таким образом, современные модели речепроизводства и речевосприятия обычно не сосредоточены на зонах Брока и Вернике. Вместо этого они предлагают принять, что речевое общение задействует множество зон мозга, соединенных различными проводящими путями. Понимание речи с нейробиологической точки зрения усложнилось, однако стало точнее. Тем не менее вопросов у нас все равно больше, чем ответов: нейробиологи пока еще дорабатывают научное представление о том, как именно мозг порождает и воспринимает речь.

Жизнь без речи

Я уже говорил, что, невзирая на всю сложность речи, большинство людей осваивает язык в ранние годы жизни, почти не прилагая усилий. Но бывают случаи, когда ребенок со здоровой психикой языка не осваивает – потому что так сложились обстоятельства.

Естественно, такое случается редко и только когда ребенок огражден от общества или подвергается насилию. Этические соображения не позволяют исследователям воспроизвести подобные условия в лаборатории, однако они зарегистрировали несколько реальных случаев речевых нарушений, вызванных продолжительной изоляцией. Один такой случай произошел с девочкой, которую из соображений конфиденциальности называли Джини. Первые 13 лет своей жизни она провела, почти не взаимодействуя с людьми¹⁶

.

В 1970 г. ее мать обратилась в социальную службу, взяв с собой Джини. На тот момент девочке было 13 лет и 9 месяцев, а весила она всего 28 кг. Джини не могла стоять прямо (ноги всегда были полусогнуты), ее живот вздулся от голода, она страдала недержанием и была немой. Мать не сумела найти достойного объяснения, как Джини оказалась в таком состоянии, и социальный работник вызвал полицию. Ужасная история насилия над ребенком в итоге стала известна общественности.

С полутора лет Джини проводила большую часть жизни одна, в небольшой комнате, привязанная к детскому стульчику. Перед сном ее фиксировали в самодельной люльке, окруженной металлической сеткой. Дверь в ее комнату запирали, шторы на окнах всегда были задернуты.

Отец девочки вел себя как жестокий тиран. Он не любил детей и считал Джини инвалидом, обреченным на раннюю смерть – по большей части потому, что она родилась с дисплазией бедренных суставов и не научилась вовремя ходить. Отец запретил своей жене и сыну разговаривать с Джини, и они повиновались из страха перед ним. Когда Джини шумела, отец бил ее – руками или деревянной палкой.