– Надеюсь, вы извините меня, милорд, у меня есть кое–какие дела, которые я должна сделать… внизу, вы знаете … так что я оставляю вас раздеваться… я имела в виду одеваться! – Раздался слабый удар, словно кто–то натолкнулся на дверь, приглушенное «Ой!», а затем звук открывающейся и закрывающейся двери.
Тем временем из гардеробной вышел Беквит.
– Как странно, – пробормотал дворецкий.
– Что странно?
– Это было очень необычно, милорд. Я никогда не видел, чтобы мисс Викершем так краснела или нервничала. Как вы думаете, может, она заболела и у нее лихорадка?
– Очень надеюсь, что нет, – мрачно ответил Габриэль. – Учитывая, сколько времени я провел в ее компании, боюсь, я мог стать жертвой той же самой болезни.
* * *
Невинная ошибка.
Вот все, что произошло. По крайней мере, так Саманта продолжала говорить самой себе, вышагивая по холлу в ожидании Габриэля. Врачи прибыли из Лондона почти полчаса тому назад и ждали встречи с ним в библиотеке. Саманта не смогла вычислить по их вежливым поклонам и непроницаемым лицам ни единой подсказки о том, какими будут новости.
Невинная ошибка, она повторяла себе, во время кратких остановок в прогулке по натертому до зеркального блеска полу. Но не было ничего невинного в том, как ее дыхание и тело отреагировали на прикосновение Габриэля. Не было ничего невинного в напряжении между ними, которое наэлектризовало воздух как во время летней грозы.
Услышав у себя за спиной шаги, она повернулась. Габриэль спускался по лестнице, одной рукой скользя по блестящим перилам красного дерева. Если бы она не знала, что он слеп, то, вероятно, никогда бы этого не предположила. Он высоко держал голову, а его шаг был уверенным. Беквит спускался за ним, весь светясь от гордости.
Сердце Саманты совершило головокружительный переворот. Неотесанный дикарь, каким был Габриэль, когда она приехала в Ферчайлд–Парк, исчез, и вместо него появился повзрослевший и возмужавший близнец мужчины на портрете. С чернотой его брюк и сюртука отлично контрастировали белизна рубашки, шейного платка и манжет. Он даже стянул лентой свои непослушные волосы. И если бы не выделяющийся шрам на его левой щеке, его можно было бы легко принять за обычного деревенского лорда, спускающегося, чтобы поприветствовать свою леди.
Странным образом шрам только подчеркивал его мужскую красоту, придавая ей глубину там, где прежде мужественность только едва виднелась.
Когда Саманта услышала резкий вздох за своей спиной, она осознала, что не была единственной, кто отметил это преображение. Слуги выглядывали из альковов и дверных проемов, надеясь, хотя бы украдкой, увидеть своего хозяина. Юный Филипп даже перегнулся через перила из галереи третьего этажа. Питер дернул своего близнеца за фалды ливреи, чтобы тот не вывалился на голову Габриэлю.
Сама не зная зачем, Саманта подождала, пока Габриэль не достиг подножия лестницы.
Со сверхъестественным чутьем узнав о ее присутствии, он остановился, когда до того, чтобы натолкнуться на нее, ему оставался всего шаг, и официально поклонился.
– Добрый день, мисс Викершем. Я надеюсь, мой внешний вид заслуживает вашего одобрения.
– Вы выглядите абсолютным джентльменом. Сам Браммел упал бы в обморок от зависти. – Она протянула руку, чтобы осторожно расправить складку на его шейном платке, и осознала, насколько этот жест подошел бы его жене. Она торопливо опустила руку. Это не ее место. И не ее право. Отступив от него подальше, она неестественно официально произнесла: – Ваши гости уже прибыли, милорд. Они ждут вас в библиотеке.
Габриэль повернулся на пол оборота, показывая первый намек на неуверенность. Беквит поймал его за локоть и повернул к двери библиотеки.
Габриэль показался Саманте ужасно одиноким, идущим в неизвестность с одной только надеждой. Она пошла было к нему, но рука Беквита мягко, но твердо легла ей на плечо.
– В темноте, мисс Викершем, – пробормотал он, когда Габриэль исчез в библиотеке, – бывают дороги, по которым мужчина должен путешествовать в одиночестве.
* * *
Время еле ползло, измеряемое медными стрелками высоких напольных часов, стоящих в комнате. Их изящное движение по кругу, казалось, замедлились до прерывистых толчков, подходящих только для того, чтобы отмечать десятилетия вместо минут.
Каждый раз, когда Саманта придумывала новое оправдание, чтобы пройти через холл, она находила полдюжины слуг, готовых сделать это за нее. Когда она проходила на кухню налить себе стакан молока, то видела Элси и Ханну, надраивающих перила лестницы так, словно их жизнь зависела от этого, а Милли – на высокой стремянке протирающей специальной щеточкой каждую хрустальную подвеску на люстре. Возвращая на кухню пустой стакан, она видела Питера и Филиппа, которые на корточках полировали мраморный пол. Казалось, что слуги скрывали свою надежду от Габриэля так же старательно, как он скрывал свою надежду от них. И хотя все они вытягивали шеи и уши к библиотеке, этого было недостаточно, чтобы услышать что–то, кроме неразборчивых приглушенных голосов, раздававшихся из–за толстой двери красного дерева.