Вашингтон

Определенная нотка раскаяния за содеянное прозвучала в написанном им приложении к этому, последнему тому: «Чем больше я изучаю Вашингтона, тем величественнее и лучше он представляется мне, хотя и не пытаюсь показать его ни великим, ни хорошим. Я просто старался описать его, каким он был, дав ему возможность высказаться самому. Он был человеком, добившимся таких громадных неоспоримых достижений, что они не нуждаются в пропагандистских преувеличениях, в защите путем умолчания, в священных текстах или прославлении речами ораторов по случаю 4 июля».

Если Вудворд и Юз что-нибудь и доказали, так только универсальность метода Уимса, пригодного для книг любого, по выбору автора, содержания. Тягостное впечатление все же осталось. Новейший биограф Вашингтона Д. Флекснер писал в 1965 году: «Библия ниспровергателей оказала поразительное влияние на целое поколение читателей, когда я несколько лет назад беседовал в Лондоне с Бертраном Расселом, он рассуждал, точно следуя линии ниспровергателей. Вашингтон был бесчестным руководителем, сражавшимся за дело революции только потому, что не хотел платить причитавшихся с него по справедливости долгов британским купцам».

В 1932 году, когда капиталистический мир сотрясался под тяжкими ударами в обстановке тяжелого экономического кризиса, в Соединенных Штатах грянул юбилей — отмечалось двухсотлетие со дня рождения Джорджа Вашингтона. Таких торжеств, особенно пышных на фоне океана горя и нищеты, разлившегося по стране, американцы не видывали. Зачинщик беспримерной шумихи и суеты, председатель комиссии по празднованию двухсотлетия конгрессмен С. Блум, в прошлом импресарио, верно рассчитал — обращение к прошлому, рисуемому сочными мазками, притупит горечь тусклого настоящего. Юбилей праздновался без перерыва девять месяцев!

Во вступительной статье к антологии «Джордж Вашингтон», вышедшей в 1969 году, составитель Д. Смит не мог не оценить проделанное в те девять месяцев как «невероятное». «У Блума, — писал Смит, — каждый день что-нибудь да происходило. Потребовалось пять толстых томов, чтобы зафиксировать историю юбилея. Юморист из штата Оклахома Уил Роджерс писал конгрессмену: «Ты единственный парень, оказавшийся в состоянии продлить вечеринку на девять месяцев, и это во времена сухого закона! Сол, ты заставил всю страну прочувствовать Вашингтона».

Блум хвастался, что ежедневно во время юбилея выполнялось в среднем шестнадцать тысяч «отдельных программ в связи с двухсотлетием — церквами, школами, гражданскими организациями, патриотическими обществами по всем США, в общей сложности составив 4760345 отдельных и отличных друг от друга программ». Хотя в заключительном отчете комиссии по проведению двухсотлетия затрагивались только самые примечательные из этих празднеств, в нем, помимо прочего, упоминалось, что председатель Блум не только захватил День матери, День памяти, День независимости и даже годовщину смерти Гёте («не было государственного деятеля крупнее Вашингтона, не было… поэта крупнее Гёте»), но был и официальным инициатором Праздника птиц, приуроченного к двухсотлетию. «Наверное, самое крупное состязание голубей, проведенное в Америке до сих пор, — говорил Блум, выпустивший десять тысяч американских птиц и птиц из других стран, тем самым «придав состязаниям международное значение».

Смит, безусловно, сознательно придал рассказу об этом юбилее форму гротеска. Празднования, сводившиеся к монотонному повторению избитых ура-патриотических суждений и полировке языком и без того ослепительного монумента Вашингтона, не могли дать новых идей. Юбилей, конечно, не имел научного значения да и едва ли был очень познавателен. Доказательство — упоминавшиеся пять громадных томов отчета о его проведении.

Юбилейные словеса канули в Лету, оставив после себя сравнительно немного, примечателен разве краткий очерк известного уже тогда американского историка С. Морисона «Молодой Вашингтон», считающийся в США классической интерпретацией героя на заре жизни. Полагают, что Морисон удовлетворительно вскрыл психологический склад юного Вашингтона, подражавшего Катону. Вероятно, можно придерживаться и такой точки зрения Важнее, однако, то, что очерк Морисона показывает как люди, озабоченные сползанием Соединенных Штатов в бездну кризиса, пытались опереться на сильные плечи и почерпнуть уверенность из резервуара нерастраченной энергии молодого, полного сил Вашингтона.