Вашу заявку успішно опрацьовано

Я обернулась на звук, и замерла, как в кошмарном замедляющимся с каждым мгновением сне, видя как зверь в прыжке увеличиваясь многократно, пересекает засиявший сильнее круг из волос и на все четыре лапы приземляется уже по эту сторону, всего в нескольких шагах от меня.

— Арити! — полный ужаса крик отца.

Глянув в его сторону, уже прощающаяся с жизнью я, увидела, как падает, словно подкошенная моя мама, как рухнула на колени, прижимая сияющие ладони к земле миссис Этвуд, и как вспыхивает магия, другая, ярче, интенсивнее и опаснее, и в круге света, между монстром и прижавшейся спиной к лиственнице мной, появляется Рэймонд, сжимающий в руке уже окровавленный меч.

И я поняла, чья это кровь, едва пригляделась к монстру — его. У зверя был рассечен бок, несколько ран имелись на оскаленной и так покрытой шрамами искаженной ими морде, а еще у него была сильно… очень сильно повреждена передняя левая лапа. Повреждена столь основательно, что на ней виднелись кости…

И я уже видела такую рану.

И такие повреждения.

И когда мой Правящий Кондор перехватил меч, готовясь нанести удар, я торопливо закричала:

— Стой!

Услышал! Повел плечом, разумно опасаясь оборачиваться, и произнес:

— Спасибо, что находишься сейчас в замке, Арити! Я благодарен! От всей души!

— Всегда искреннее пожалуйста! — не удержалась я. И уже без издевки, очень осторожно: — Посмотри на его левую лапу, Рэймонд.

Он глянул, но лишь мигом, потому что в этот миг монстр зарычал и прыгнул — Рэймонд отшвырнул меня магией, так что меня смело с места и я упала шагах в семи от дерева, а зверь, получивший еще одно ранение мечом, впился клыками в ствол. Почти сразу вскочил, рванул кору, высвобождая зубы, сплюнул, и развернулся уже к Правящему Кондору, пригибаясь к земле, хрипло рыча и собираясь, явственно собираясь напасть!

Раздался звук спущенной тетивы, но арбалетный болт, способный свалить и медведя, за контур защитного круга не проник, воткнувшись в еле зримую преграду, он медленно опал на землю. Папа помочь не смог.

И это как-то подстегнуло к действиям меня.

— Рэймонд, стой! — взмолилась, торопливо поднимаясь.

— В смысле, ты предлагаешь мне насладиться столь сомнительным удовольствием, как участие на в трапезе в качестве основного блюда? — сказано было с издевкой, но на меня он даже не взглянул, не отводя ни на миг взгляда от собирающегося атаковать зверя. — Или я услышу сейчас, что у каждого зверя есть право на сытный ночной ужин?

— Рэймонд, ты язвишь! — возмутилась я.

— Да неужели?! — меня все же удостоили одним мимолетным взглядом. — Арити, дорогая, помнишь, я посвятил тебя в суровые реалии супружеской жизни?

— О да, я никогда не забуду это весьма сомнительное удовольствие, — но почему-то мысль о том прикосновении, более вовсе не вызывала омерзения. И все же: — Прекрати бой!

— Предлагаешь теперь мне познать еще более сомнительное удовольствие быть съеденным?

Я уже открыла было рот, дабы высказать свое возмущение, но Рэймонд продолжил:

— А знаешь, я не против. Мы сделаем так — я отброшу меч, но лишь при одном условии — ты уходишь отсюда. Очень быстро. Очень стремительно! Не оборачиваясь! К слову, тебя ждет отец.

И я поняла, что это мне он зубы заговаривает, и злит сейчас совершенно осознанно, пытаясь сделать все, чтобы я убралась из круга.

Ну уж нет!

Я отряхнула платье, привлекая внимание и разъяренного Кондора, и не менее взбешенного зверя, и направилась к последнему.

— Арррити, я тебя сам убью! — прорычал Рэймонд.

Но следующее, что я сделала, была запущенная в лорда книга. Та самая, которую требовалось обагрить или чего-либо еще, соком ливственницы, впрочем и с кровью девственницы она тоже сработала.

И обойдя зверя, косившего взглядом на меня, но ничего не предпринимающего, я подошла к лиственнице, там, где остались следы клыков, подставила ладони под капли стекающего как слезы сока, и тихо сказала:

— Я точно не знаю, что произошло, но знаю, что только я тому виной. Ни мама, ни обстоятельства, ни Рэймонд, а я. Миссис Этвуд сказала рассказать все как есть — я рассказываю. Вина на мне. За то, что поникли листья могучей дубовой рощи, за то, что проснулся этот зверь, за слова, которые я не имела права произносить. Это моя вина, исключительно моя. И я готова понести любую расплату, абсолютно любую, но наказана должна быть лишь я, одна только я.

Сок лиственницы, стек по моим ладоням, капли упали на землю, укрытую прошлогодней хвоей и я услышала отчетливые гневные слова:

— Ты дитя, что не стала воротами! Ты, не подарившая жизнь, не имеешь права взывать к помощи Леса!

Ну да, потому что я не мать. Еще не стала ею, все так, но… это не повод, бросать мою просьбу без ответа!

— Я посадила два дерева с папой в саду! — возразила голосу, который шел даже не от лиственницы, от хвои, которая отдавала тусклым сиянием. — И закапывала желуди в землю много раз, еще в детстве. Я присутствовала во время родов и облегчала страдания роженице! И что вы можете знать о жизни, вы вообще друид и мужчина!