Василь Быков: Книги и судьба

Крест простоял всю весну и лето на самой высоте — над лесом и рвом, вдалеке от дороги. Каждый, кто ехал или проходил этой дорогой, смотрел на этот знак человеческой, беды, но мало кто знал, какая это была беда. Потом кто-то из местных назвал этот холм Голгофой. Так и пошло: Голгофа, или гора Голгофа, а то еще Голгофа Петрока[204]

.

Однажды явились местные комсомольские активисты, угостились квасом, попросили пилу и спилили крест. Петрок страдал молча, а молодежь не обратила большого внимания на Степаниду, давшую им отповедь от всей ее справедливой и энергичной души. Молодые люди в ответ разразились лекцией о вреде религии и ушли, полные уверенности в правильности своих действий.

Следующим уже не знаком, а символом и первопричиной даже не только беды, а трагедии стала коллективизация. Крестьяне их деревни заплатили тяжелой ценой, многие жизнью за этот дикий эксперимент — и ко времени его завершения, и позже, во время оккупации.

Сначала у Степаниды и Петрока возникли серьезные разногласия по поводу создания колхоза: Петрок был категорически против того, чтобы записываться в колхоз, но его жена, пораженная неотразимой красотой идеи равенства, стала ее активной пропагандисткой. А Петрок, раздумывая годы спустя об установившихся при фашистах ненависти и недоверии друг к другу в деревне, вспоминает, что зачатки этих чувств, настроений и отношений возникли, развились и закрепились именно во время коллективизации. Понимает Петрок и то, что деревенские жители — и те, которые ратовали за колхозы, и те, что им сопротивлялись, — руководствовались своими личными, большей частью мелкими мотивами, а вовсе не идеологическими установками, верой или безверием в колхозное дело:

А коль Борис Богатько проголосовал за колхоз, так вовсе не от того, что ему он нравился, а чтобы досадить Гужу, с которым давно поссорился и который боялся колхоза, как черт креста. Да и его Степанида, агитирующая по всей деревне за колхоз, если разобраться, больше старалась для себя, ну и для него, конечно, так как было уже очевидно, что с их двух десятин никак не выжить, а здоровье положишь, это уж точно. И вот как оно все обернулось: Борис убежал к родным в Ленинград, Гужа раскулачили и выслали, а теперь за все это надо отдуваться, а первому — Петроку Богатько, жена которого когда-то попала в тот комитет бедноты и на митинге посидела в президиуме. Как бы сейчас эти посиделки боком не вылезли[205].

Быковское понимание коллективизации как основной исторической трагедии белорусского крестьянства находит свое выражение в судьбах многочисленных Богатьков и Гужей, так же густо заселивших страницы этого произведения, как они населяли свою деревню. Эта деревня становится символом советской деревни вообще — то есть деревни, порабощенной коллективизацией. Но и каждый, даже второстепенный персонаж романа «Знак Беды» тоже превращается в символ — исковерканной судьбы как при Советах, так и при немцах, а часто и при обоих режимах, в корне несправедливых и к личности, и к коллективной судьбе крестьянства. Сама Степанида полностью осознала трагические последствия коллективизации для своих людей. Работая не покладая рук что дома, что в колхозе, она ни от кого не таит свое личное мнение; всю жизнь рискуя собой, она встает на сторону невинно пострадавших. Эта бывшая батрачка борется с несправедливостью и часто идет наперекор решениям руководителей колхоза, навязанным им властью свыше.