Василь Быков: Книги и судьба

— Достоевский что! Достоевскому и не снилось, что у нас творится. Сын отца убивает. Отец дочку малолетнюю насилует. А ты — Достоевский… (бомж).

— Так что же тогда — делай, что хочешь? Есть такие, — они все могут (солдат).

— Да, могут. На все способны. Но их способом против них нельзя. Ни за что нельзя.

— Каким же тогда способом можно?

— А против них нету способов, — глубокомысленно закончил бомж.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Они сами себя прикончат. Рано или поздно. Как пауки в банке. Если в банку к паукам бросить, например, шмеля, они все набросятся на него и прикончат в один момент. А если их там не трогать, подождать, — сами себя сожрут. Потому что никого не жрать они не умеют[372].

Подонок Дробышев делает то, на что он запрограммирован. А солдат делает то, на что запрограммирован он. Как это происходит в природе: волк должен охотиться, птица — летать, лягушка — квакать. Такова экзистенция. Милая старая экзистенция, сказали бы мы… Потому что классики экзистенциализма не дожили до новой реальности, когда птицы в лесу не только не летают — их просто нет. Лягушки молчат. А волки… Но об этом чуть позже.

Солдат и бомж все же совершенно необходимы друг другу. В первую очередь как свидетели того, что они были, жили, существовали… Бомжу в предсмертные часы невыносимо стало без солдата, ушедшего за спичками и пропитанием. И не потому, что в солдате было спасение от голодной смерти, совсем наоборот. Ему хочется предупредить солдата, объяснить ему что-то главное, что и сам-то никогда не понял.

Что бы он сказал солдату? В общем на то, чтобы сказать все, не хватило бы жизни… Но сначала — попрощаться. Попрощаться, ничего не рассказывая. Вот так, ничего он не успел в жизни — ни для себя, ни для других. Жизнь, еще недавно представлявшаяся нестерпимо долгой, оказалась вдруг коротенькой, как заячий хвостик. А этого неудачника-парня ведь тоже скрутит эта самая радиация, что доконала его. В самом начале его молодой жизни… Все же жизнь, какая она ни есть, — самое ценное на свете перед черным провалом конца. И все-таки ему хотелось дождаться солдата. Может, он принесет хоть глоток… А так… Что значило это «А так…», он уже не додумал. Его затемненное, с видениями, сознание угасало…[373]

Бомжу непривычно жаль солдата, каким-то образом он у него переплетается с образом сына, Дениски, по отношению к которому у него почти такое же чувство вины: не помогал, не уберег, недодал душевного тепла, отцовского опыта.

Бомж и солдат погибают от лучевой болезни, испытывая все ее признаки на последней стадии: рвоту, кровь и ненасытную жажду. Быков так же подробно описывает эти признаки болезни, как и разные формы мутации, которые солдат наблюдает вокруг себя. Сначала ему кажется, что насекомые хорошо переносят радиацию, в чем он позже разубеждается (последнее подтверждено западными учеными Мусо и Моллером). Потом солдат наблюдает червяка гадкого кирпично-розового цвета, который выглядит почти как уж, только много тоньше. И в конце концов волка, которого мы помянули чуть выше: