— Сам поведешь? — спросил и приклонился ухом в нетерпеливом ожидании: а ну как брат передумал? Он уж не раз в горячечном воображении видел себя во главе всех русских полков — он едет впереди, в великолепном золоченом доспехе, на большом белом коне, и слышит за собой цоканье многих тысяч копыт, а впереди ждет его жаркая схватка с ворогом и блистательная победа над ним… Но Василий в очередной раз охладил его пыл:
— Сам и только сам. Как отец наш пятнадцать лет назад. Всегда нужен пример, перст указующий, а в ратном деле тем паче. Отец на Куликовом поле простым ратником в первом суйме был потому, что подвиг одного — призывный стяг для всех.
Юрик видел, что брат во всем равняется на своего великого отца, и это радовало его. Василий и смотр полкам решил устроить тоже возле Коломны и к соратникам своим перед выходом с теми же словами, что и отец, обратился:
— Братие, потягнем вкупе.
Как и отцу, князья, воеводы и бояре отвечали полным согласием действовать вкупе заодно.
— Пора приспела нам, братие, положить головы свои за правую веру христианскую, да не войдут в наши города поганые, не запустеют церкви Божии, и не будем мы рассеяны по лицу всей земли, да не поведены будут жены наши с дети в полон, да не томимы будем погаными во все дни, аще за нас, умолив сына своего и Бога нашего, Пречистая Богородица, — горячо говорил, обращаясь к полкам, Василий. Ему ответствовал за всех воевод Андрей Албердов, который недавно славно проявил себя в рати с новгородцами:
— Господин русский царь! Не раз говорили мы, что за тебя живот свой положим, служа тебе, а ныне час настал, ради тебя кровь свою прольем и своею кровью второе крещение примем!
Готовность сразиться с Тимуром не на живот, а на смерть выражали все собравшиеся в Кремле, и по общему настроению чувствовалось: Русь готовится принять второе крещение столь же решительно, как и пятнадцать лет назад.
Великие дела в истории обыкновенно начинаются и развиваются из простых, мелких поступков и обстоятельств. Потом, став общеизвестным фактом, они видятся как заранее обдуманные, хитро измысленные и славно осуществленные деяния исторических личностей. Мог ли думать тогда Василий Дмитриевич, что небрежно брошенное им Киприану словцо сыграет столь решающую роль в осмыслении всех тех грозных событий, что переживала Русь в 1395 году. А было так.
Верно замечал Юрик, что брат его во всем равняется на отца своего. Василий Дмитриевич не скрывал это, даже всячески подчеркивал свое желание быть похожим на Дмитрия Донского. Он и шлем не взял золотой, потому что металл этот мягок и тяжел, для жестокого боя непригоден, надел простой — железный, крепкий. И всю остальную броню велел приготовить себе точно такую, какая была на отце в Куликовской сече. Вот только от меча отцовского двуручного, с длинной рукояткой, чтобы можно было охватить для более сильного удара обеими ладонями, отказался: не потому только, что слишком тяжел и велик[117]
, просто теперь ясно стало, что сабля более удобна в бою: она способна наносить скользящим ударом длинные раны. И Пречистой Богородице долго, как отец тогда, молился в канун выступки конных полков из Кремля Василий, и крестный ход повелел Киприану устроить.Митрополит через всё церковные приходы Руси заповедал в дни подготовки к походу всем христианам поститься и петь молебны. Во всех монастырях, храмах, часовнях, молельнях люди русские истово, с радостью и тщанием, с усердием и верою творили пост и молитву, покаяние и обеты.
Как и всякий крестный ход в Кремле — по случаю хотя бы моления о дожде или, напротив, о ведре, и нынешний возглавлял сам государь. Как обычно, Василий Дмитриевич с поднятыми иконами из своих церквей в окружении бояр прошествовал в Успенский собор, где встретил его митрополит всея Руси. После молений в соборе вышел Василий Дмитриевич, как обычно, за крестами. Впереди шли стольники, стряпчие, дворяне, приказные люди и гости по два и три человека в ряд, а во главе всех постельничий с великокняжеской стряпней — полотенцем, стулом, подножием. Отслужив обедню, великий князь с крестным ходом в том же порядке возвратился в Успенский собор, раздавая щедро милостыню нищим и всяким бедным людям. Все, как обычно, как всегда. Но нынче великий князь ровно бы недоволен остался и на искательные вопросы Киприана ответил:
— Когда отец на Дон шел и когда я в Орду первый раз уезжал, молились мы той иконе Богоматери, что во Владимире находится.
Киприан с полуслова все понял, начал почасту осенять себя и великого князя крестом и, обратившись взором на восток, в сторону Владимирскую, заглаголил: