Василий III

На полпути конюший Челяднин остановился на днёвку. Не мог иначе, место красивое встретилось: лес и озеро, а в нём караси, каждый с лапоть. Иван Андреевич любил карася в сметане.

Покуда холопы, которых Челяднин возил за собой во множестве, затягивали невод, конюший улёгся в тени под кустом, вздремнул самую малость. На свежем воздухе не жарко, одно скверно - мухи одолели.

Тут некстати разбудил ратник:

- Болярин-воевода, там к тебе литвин прискакал… Челяднин зевнул, чуть скулы не своротил, поднялся взъерошенный, глаза осоловелые. Долго соображал, пока, наконец, не обронил:

- Веди!

На литовца смотрел, всё пытался припомнить: где видел? Тот заговорил поспешно:

- Вельможный пан, це я, пан Владек, дворецкий пана Глинского.

Приблизился вплотную, зашептал:

- Я, вельможный пан, тайно, дабы пан Глинский не проведал. Он меня в Оршу послал, а я сюда, к тебе.

- К чему в Оршу? - недоумённо переспросил конюший.

- О, але вельможный пан не догадывается? Пан Глинский надумал в Литву ворочаться, королю служить, и о том у него грамотка от Сигизмунда есть.

- А не врёшь ли ты, литвин, на своего господина? - недоверчиво спросил Челяднин. - Ох, нет у меня к тебе веры!

- Але я вру! - обиделся пан Владек. - Так вельможный пан воевода пусть своими очами увидит, коли седни в ночь заступит дорогу на Оршу пане Михаиле. А я пану Глинскому теперь не слуга, но слуга государю Московскому и от него милость имею. Либо вельможный пан не ведает, что государь дал мне земли и деревень за службу? А коли пан Глинский в Литву воротится, так и лишусь я жалованных вотчин.

- Ну, гляди, литвин! - Конюший поднёс кулак к носу Владека. - Вот ужо проверю тебя, а до поры от себя не отпущу, со мной поедешь. Чуешь, кого оговорить пытаешься? Самого Михайлу Глинского!

* * *

Время к полночи. Тихо. Лупа прячется в рваных облаках, и дорогу плохо видно. Она вьётся над Днепром, пересекает лес и снова льнёт к реке.

Челяднин с Голицей в лесу с вечера, караулят Глинского. На всякий случай взяли сотню пищальников да две сотни конных дворян. Вдруг да Глинский сопротивление окажет.

- Ох, чует моя душа, Иван Ондреич, понапрасну мы в засаду сели, - скулит Голица.

Челяднин отмалчивается. Ему и самому муторно. Ну как поклёп дворецкий возвёл на своего господина? Голица уговаривает:

- Провёл нас литвин, и зачем Глинскому убегать? Воевода зевает и снова своё:

- Снимем засаду, Иван Ондреич, покуда не поздно. Коли государь проведает, как мы на князя напраслину возвели, озлится.

У Челяднина мысли не лучше. Быть беде. Не простит государь. Он к литовскому князю добр непомерно. Но вслух конюший иное говорит, просится:

- Погодим ещё маленько, боярин Михайло. А коль всё это неправда, промолчим, чтоб до государя не дошло.

Конюший сначала хотел отправиться в засаду на Глинского без Голицы, а потом передумал. Ежели дворецкий обманул, а Василий об этом проведает, ответ держать перед государем лучше с Голицей, чем одному.

Где-то недалеко раздался дробный стук копыт. Челяднин встрепенулся.

- Чуешь, боярин Михайло?

- Кажись, едет, - промолвил Голица. - Помоги, Боже, - и перекрестился.

Конюший крутнулся в седле, подозвал десятника:

- Перейми да гляди, чтоб не ускакал…

Далеко опередив верных шляхтичей, ехал князь Михайло. Одолевала Глинского забота. Король в своей грамоте обещает вернуть земли в Литве и дать иных городов. О том же писал Михаиле и брат Сигизмунда король Венгрии и Богемии. Глинский теперь думает о том, каких городов ему просить у короля. Хорошо было бы, если б литовские войска отбили у русских Смоленск. Глинский давно мечтает получить этот город в своё владение…

Князь Михайло поздно заметил всадников. Увидел, когда они были совсем рядом. Глинский дёрнул коня, схватился за саблю. Но чужие руки уже крепко держали повод, стащили с седла, связали.

Подъехали Челяднин с Голицей, князь Михайло узнал их по голосам, велели обыскать. Десятник вытащил из сумы королевскую грамоту, протянул воеводам.

- Измену затаил, князь Глинский? Так ты за ласку государеву платишь? - проговорил Челяднин.

Голица поддакнул:

- Ужо отвезём мы тебя в Дорогобуж, к государю на суд. Вишь ты, каким был маршалком, таким и остался.

Тут десятник голос подал:

- Надобно пищальников в заслон выдвинуть, ежели шляхтичи отбить литвина попытаются.

- Распорядись, - сказал Челяднин, - да изготовьтесь к встрече изменщиков, чтоб им вдругорядь неповадно было перемётами летать. Ну, князь Михайло, государь, поди, не возрадуется, тебя увидя.

* * *

Когда Михаилу Глинского за крепким караулом увозили из Дорогобужа в Москву, из Борисова на Друцк выступило литовское войско. Шли налегке, далеко опередив обозы. Паны вельможные в окружении своих холопов, гайдуков, шляхта мелкопоместная, все верхоконно. В возы с пушками коней вдвое впряжено.

Сигизмунд торопил гетмана Острожского. Король боялся, что, разгадав его замысел, великий князь Московский успеет послать в помощь воеводам Челяднину и Голице полки воеводы Щени.

Короля досадовала неудача с Глинским. Князю Михаиле перейти бы на литовскую сторону в момент боя, внести в русское войско сумятицу, а не бежать загодя.