— Что же это вы так беспечно купаетесь в ердане? Разве не ведаете, что татары близко? — спросил их Бельский.
— Какие татары?
— Слуха о татарах не было!
— В Москве гонец был, сказывал, что татары под Коломной объявились.
Коломна была рядом, потому люди переполошились. Священник успокаивал их:
— Ежели бы на самом деле пришли татары, то нас огнями оповестили бы или гонца прислали. А коли ни того ни другого не было — значит, татары вспять повернули.
Так же решили и воеводы.
Въезжая под вечер в Коломну, путники не обнаружили следов тревоги. Пастухи гнали с пастбища коров, а хозяйки, стоя возле домов, окликали своих бурёнок:
— Милка, Милка, да куда ты запропастилась, стерва!
— Зорька, подь сюды, моя милая!
Подъехали к дому Бельского — ветхому сооружению со множеством пристроек, из которых при виде гостей тотчас повыскакивали люди. На красное крыльцо вышел — словно колобок выкатился — приветливо улыбающийся Дмитрий Фёдорович Бельский. Он крепко обхватил толстыми ручищами брата. Иван Фёдорович от такой нежности поморщился.
— Татары уже ушли?
— Какие татары?
— Те самые, о которых ты через гонца оповестил Михаила Львовича Глинского. — В словах Ивана Фёдоровича звучало раздражение.
Дмитрий Фёдорович растерянно топтался на месте.
— Не посылал я гонца к Михаилу Львовичу, вот те истинный крест.
— Не посылал, говоришь? А откуда же он заявился в Москву?
— Не ведаю, братец.
— Так татар не было?
— Не было. Никто их не видел, Ваня. Правда, в мае толпы татар появились в рязанских местах на Проне-реке, так ведь князья Семён Пунков с Гатевым побили их наголову.
— Это всё он!
— Кто «он»?
Иван Фёдорович, ничего не ответив брату, направился в свою палату. Следом вошли Иван Михайлович Воротынский, Богдан Александрович Трубецкой и Владимир Воротынский. Александра Иван Фёдорович остановил в дверях:
— Ты пока погуляй, малый…
— Вот так втюрились мы! Ловко нас Овчина провёл: кого в Серпухов послал, кого в Коломну, а кого в Москве оставил. Без ножа разрезал на три части, — произнёс Воротынский-старший.
— Надо бы в Москву немедля воротиться.
— Лета не те у нас, Богдан, чтобы без сна туда-сюда мотаться. А вот гонца к Глинскому послать следует. Кого пошлём?
— Да Володьку моего и пошлём. Поедешь, сынок, в Москву?
— Поеду, отец.
— Иван Фёдорович, грамоту напишешь или устно что велишь ему передать Михаилу Львовичу?
— Не будем терять время на грамоту. Ты, Владимир, устно скажи: обхитрил нас Иван Овчина, гонец от Дмитрия Фёдоровича Бельского с вестью о пришествии татар оказался ложным. Его послал сам Овчина, а может, ещё кто. Поведай также, что мы завтра по росе возвращаемся в Москву, чтобы свершить над Овчиной суд праведный. По делам своим он заслуживает самой лютой казни. Ложный гонец дорого ему обойдётся!
— Иван Фёдорович, пусть Михаил Львович срочно пошлёт гонца в Серпухов к Семёну Фёдоровичу да Ивану Васильевичу, чтобы они тоже возвращались в Москву.
…Семён Фёдорович Бельский и Иван Васильевич Ляцкий в сопровождении ближних людей подъезжали к Серпухову. Справа от дороги среди зарослей кустарников поблёскивали воды Нары. К самой воде сбежали домишки посада, так называемый Подол. Это лишь немногая толика обширного серпуховского посада, три части которого называются Ильинская, Егорьевская и Фроловская. На холме, высоко поднявшемся над рекой, стоит серпуховская крепость. За Нарой-рекой видны избы Благовещенской и Зелейной слободы. Два десятка церквей украшали город, а на его окраине рядом с начинающимся бором стоял Владычный монастырь с каменным собором Введения во храм и трапезу. К обители примыкала подмонастырская слободка.
Велик Серпухов, богат, славен железных дел мастерами, кожевниками и гончарами. Серпуховский уклад
[170]везли в Москву и Тулу, Вологду и Устюг, в белозерский край. Потому серпуховчане с гонором, самомнением норовят самой Москве подражать: в Москве торжище находится у Фроло-Лаврских врат, а в Серпухове — у церкви Фрола и Лавра; главные же ворота, как и в Москве, прозываются Фроловскими.— Чует моё сердце, Иван, что поездка наша добром не кончится. — Семён Бельский остановил коня. — В городе тихо, литовцами не пахнет. Надо бы подушечку подложить, чтобы мягче упасть.
— О чём это ты?
— Да о Жигимонте. Ну как Овчина пронюхал о нашем сговоре с Глинским? В таком разе от греха подале нам следует в Литву податься.
— Как бы нам в Литве хуже не стало.
— О том тоже надлежит позаботиться. Нужно немедля отправить Жигимонту грамоту, что ежели он хорошо примет нас, то многие князья и дети боярские, не желающие служить пеленочнику, последуют за нами.
— Хорошо удумал, Семён.
— Тогда пишем грамоту, отправляем её Жигимонту, а уж потом вступаем в Серпухов. А то один Бог ведает, что ждёт нас в этом граде.
Сменив коня, Владимир отправился в обратный путь. Мысль, что ему доверено знатными людьми столь важное дело, пьянила голову. Встреча с татями или лесными обитателями не страшила его.
Михаил Львович выслушал гонца внимательно и, не произнеся ни слова, позвонил в колокольчик. Тотчас же в палату вошёл щеголевато одетый бравый молодец.