Василий Темный

Кирилловское богомолье было лишь частью широкого замысла, который должен был вернуть Василию московский престол. Одновременно тайные гонцы были отправлены к тверскому князю Борису Александровичу и к серпуховскому князю Василию Ярославичу, находившемуся тогда в Литве. Вероятно, послан был надёжный человек и в Кириллов монастырь для предварительных переговоров с игуменом Трифоном. Василий сообщал о своём намерении вновь вступить в борьбу и просил о помощи.

Все эти тайные пересылки были, конечно, смертельно опасным делом. Василий Тёмный знал о том, что среди окружавших его людей были и осведомители Дмитрия Шемяки. Одного доноса или перехваченного письма было бы достаточно для катастрофы. Горький опыт недавнего прошлого требовал крайней осторожности. Поэтому князь Василий, по свидетельству В. Н. Татищева, «вся сия тако тайне содевая, яко ни княгине его о том ведусчи, токмо сам и тии посланнии» (50, 265).

И вот уже среди лесов открылась даль. Чёрными копьями поднимались над серой равниной озера храмы обители преподобного Кирилла. Столбом вставал дым над трубой знаменитой кирилловской поварни: там готовили скромное монастырское угощение для именитого гостя и его многочисленной свиты. Но всего этого благодатного покоя князь Василий видеть уже не мог...

В монастыре Василий Тёмный пробыл недолго. Здесь он получил ответ от тверского князя Бориса Александровича. Тот звал его к себе в Тверь, обещал предоставить убежище и всяческую поддержку. (Кажется, Борис Тверской был недоволен тем, как повёл дела Дмитрий Шемяка, став великим князем. И потому он решил «переменить фронт»). Кирилловский игумен Трифон своей духовной властью освободил Слепого от клятвы, данной им Дмитрию Шемяке. «А игумен Трифон и ин старец свят, именем Симан Карлсмазов, и со всею братьею, благословиша князя великаго пойти на великое княжение на Москву, а ркуще: “Буди твой грех на нас, еже еси целовал (крест. — Н. Б.) неволею”» (33, 153).

В Львовской летописи речь игумена Трифона к Василию II изложена, по-видимому, наиболее точно. «Игумен же Трифон и со всею братьею благослови великого князя и с его детми на великое княжение, а ркучи так: “тот грех на мне и на моей братии головах, что еси целовал (крест. — Н. Б.) и крепость давал князь Дмитрею; и поиди, государь, с Богом и с своею правдою на великое княжение, на свою отчину на Москву, а мы Господа Бога молим и благословляем”» (31, 260). Здесь выражена самая суть многолетней вражды потомков Дмитрия Донского: каждый отстаивал свою правду. У каждого были основания считать себя правым. Но кто мог сказать, чья правда была тяжелее на весах Всевышнего? Эту ключевую нравственную проблему той эпохи — проблему отсутствия приемлемой для всех «правды» — пытался разрешить ещё преподобный Кирилл Белозерский, писавший великому князю Василию I о необходимости уважать чужую «правду». Но в жизни достичь этого было невозможно. Одна «правда» наталкивалась на другую, подминала её под себя или разбивалась об неё, подобно тому как бились друг о друга льдины на весенней Волге под Угличем. И все они — и те, что раскололись, и те, что уцелели, — медленно уплывали куда-то в сумеречную даль...

Из монастыря князь Василий с

семейством в конце октября — начале ноября 1446 года отправился не назад, в Вологду, а вперёд — в Тверь. Здесь ему был оказан тёплый приём. Князь Борис Александрович Тверской отличался осторожностью и дальновидностью. Свой союз с изгнанником он обусловил династическим браком: старший сын Василия Иван должен быть обручён с дочерью Бориса Марией. Тверская летопись утверждает, что инициатива помолвки исходила от родителей жениха: «...а сами её сватали» (25, 493). Другие летописи представляют дело иначе: помолвка Ивана с Марией была непременным условием тверской помощи Василию (31, 260; 41, 44).

Жениху в момент обручения было около семи лет. Этот будущий брак должен был символизировать примирение вечных соперников — Москвы и Твери. Когда-то такую же идею пытался осуществить московский князь Семён Гордый, женившийся третьим браком на тверской княжне Марье Александровне. Однако тогда дело окончилось неудачей: эпидемия чумы унесла и самого Семёна, и его «тверское» потомство. Теперь предстояла вторая попытка...

Понимая, что Василий И, как никогда, нуждается в поддержке Твери, князь Борис Александрович потребовал передачи ему Ржева — сильной крепости на северо-западной окраине Московского княжества, рядом с тверскими землями. Это ему было обещано. Передача Ржева, входившего тогда в состав удельных владений Дмитрия Шемяки, князю Борису Тверскому делала последнего вечным врагом Галичанина.