Василий Тёркин

- Нет, позвольте! - отстранил его одной рукой Аршаулов и порывисто подался вперед всем туловищем. - Вот я прямо из нашего села, где Василий Иваныч родился и вырос, - добавил он в сторону Хрящева. - Ежели в эмпиреях пребывать и на все смотреть с азиатским фатализмом, так надо плюнуть и удрать оттуда навеки: такая там до сей поры идет бестолочь, столько тупого, стадного принижения, кулачества, злобы, неосмысленности во всем, и в общинных делах, и в домашних, особливо между православными. Ан нет! Надо там оставаться... Ни за какую чечевичную похлебку не следует менять своей веры в народ и свой неблагодарный завет. Ни за какую!.. Так-то!

- Да что вы, голубчик, на моего мудреца так накинулись? - заговорил веселее Теркин. - Вы его совсем не знаете. Быть может, из нас троих Антон Пантелеич никому не уступит в жалости к мужику и в желании ему всякого благополучия.

- Опять вы меня не по заслугам хвалите, Василий Иваныч, - пустил жалобной нотой Хрящев и отвернулся.

- Не замайте! - крикнул ему Теркин. - Кто меня образумил на пожаре, вон там, когда я даже разревелся от сердца на мужичье, не показавшее усердия к тушению огня? Вы же! И самыми простыми словами... Мужик повсюду обижен лесом... Что ж мудреного, коли в нем нет рвения, даже и за рубль-целковый, к сохранению моих ли, компанейских ли маетностей?

- Еще бы! - вырвалось у Аршаулова, и он ласковее взглянул на жирный затылок Хрящева.

- И выходит, - подхватил капитан, закуривая толстую папиросу в мундштуке, - Антон-то Пантелеич не токмо что из мшары вас высвободил, да еще мудрым словом утишил?

- Именно! - вскричал, вскакивая обеими ногами, Теркин. - И пожар пошел с той минуты на убыль, да и во мне все улеглось. Там же в лесу, около полудня, как бухнулся в траву, так и проспал до вечерней зари, точно коноплю продал.

- Коноплю продал! - повторил со смехом капитан. - Самая простецкая прибаутка - и какая верная!

- За Москвой в большом употреблении, - скромно подсказал Хрящев, - где этой коноплей нарочито займаются. Только нынче пришло и это в умаление. Нефть подкузьмила... Смазочные масла.

- Все знает! - крикнул Теркин. - Ну, господа, пора!.. Андрей Фомич! - окликнул он капитана. - Поглядите-ка, как на ваших часах?

Кузьмичев вынул часы, тряхнул своей курчавой

головой и сказал:

- И весьма!

Аршаулову Теркин помог подняться. Они все вчетвером сели в тарантас и по узковатой дороге шажком пустились к реке.

Там Теркин крикнул кучеру: "стой!" - и начал прощаться с Аршауловым и капитаном.

- А вы как же? - спросил Кузьмичев.

- Я пешком добреду до перевоза. На пароме перееду. Антон Пантелеич проводит вас до Заводного. Ну, дорогой Михаил Терентьевич! в добрый путь!.. На пароходе не извольте храбриться. Как семь часов вечера - в каюту... Капитану я строго-настрого вменяю в обязанность иметь над нами надзор. И в Самаре не извольте умничать - противиься лекарям... Пейте бутылок по пяти кумысу в день - и благо вам будет.

- Слушаю! - с смешливой кротостью выговорил Аршаулов. - Досадно, ужасно досадно, что не удастся расписаться в книге "по женихе" или "по невесте".

- Ну, мы наверстаем! - сказал капитан. - Через годик, а может, и раньше на крестины попадем.

- Всенепременно! - пустил Хрящев в ход свое любимое слово.

Все рассмеялись.

- Нарочно прибегу! Вот на "Батраке" же, - заговорил с усилием Аршаулов, и в его блестящих зрачках тяжкобольного заиграла уверенность, что он будет пить шампанское на этих крестинах.

Теркин поглядел было на него, но тотчас же отвел глаза.

"Бедняга! - подумал он. - Хорошо, если до Самары-то тебя доставят".

То же подумали капитан и Хрящев.

- Ну, трогай! Путь добрый! - кричал Теркин, стоя на рассыпчатом грунте прибрежной дороги, и замахал рукой.

- До свидания, Василий Иваныч! Спасибо вам, большое спасибо! - долетели до него хриплые, прерывистые звуки голоса Аршаулова.

- Пошел! - пискнул Чурилин и снял картуз.

"Болезный!" - подумал Теркин крестьянским словом, каким, бывало, его приемная мать жалела его, когда он, мальчиком, заболевал. Но ему отрадно стало от этого, - конечно, предсмертного - свидания с Аршауловым. Ничто не сокрушило веры энтузиаста: ни последний градус чахотки, ни та вечная кладенецкая сумятица, про какую он сейчас так самоотверженно и пылко высказался.

Без чванства и гордости почувствовал Теркин, как хорошо иметь средства помогать горюнам вроде Аршаулова. Без денег нельзя ничего такого провести в жизнь. Одной охоты мало. Вот и мудреца лесовода он пригрел и дает полный ход всему, что в нем кроется ценного на потребу родным угодьям и тому же трудовому, обездоленному люду. И судьбу капитана он обеспечил - взял его на свою службу, видя что на того начали коситься другие пайщики из-за истории с Перновским, хотя она и кончилась ничем.

Деньги!.. Они будут у него всегда, и все больше и больше их будет. Не глупая удача, а что-то в нем самом сулит ему это. И находятся же такие суесловы, что требуют одного личного ручного труда. Что бы он сделал мужицкой работой хоть бы для Аршаулова?

- Ха-ха! - рассмеялся он и замедлил шаг.