Читаем Васюган — река удачи полностью

Рядом с моей раскладушкой стоит кровать Николая Гребнева. Скоро он выведет на луга «Беларусь» с роторной косилкой и с первых же дней завоюет прочное звание главного отрядного косаря. Про него говорят: в двенадцать часов Коля еще не спит, в шесть утра уже не спит. Он в очках, задумчив. Походит на студента или молодого ученого, стоящего на пороге какого-то важного открытия. Его отец ушел на действительную военную службу в тридцать восьмом году. Служил на Дальнем Востоке. Ударил колокол войны — поехал батя через всю страну на запад. На Дону семья его жила. Так и прошел воинский эшелон мимо дома родного, не задержался на станции ни на минутку: беда, нависшая над Родиной, торопила солдат, откладывая побывку на четыре огненных года. Не всем будет дано услышать победный залп. Дядя Николая сложил голову под Кенигсбергом. Отец был танкистом. Писал брату-пехотинцу: «Ну, браток, держись! Теперь будем взаимодействовать вместе — танки с пехотой…»

Бабушка Николая до смерти ждала возвращения сына: может, без вести пропал или в плену у фашистских лиходеев… вернется, быть может… Уже внук ушел на действительную, а сын с войны не вертался. Бабушка стала говорить: сыночка не могу дождаться, Коленьку-то обязательно дождусь.

— Пришел из армии — ей восемьдесят пять стукнуло. Через год умерла…

Гребнев рассказывает, почти не меняя интонации голоса. За каждым словом чувствуется крепкая суровая правда жизни.

Его прадед, дед, отец — потомственные кузнецы. Дед был оружейным мастером. Получил Николай от предков бесценный клад — трудолюбие. Перенял «родственное» обхождение с металлом, с техникой.

«Беларусь» и роторная косилка — с иголочки. Неделю назад хотели взять новые тракторы для вызволения застрявшего К-700. Воспротивились Николай Гребнев и находящийся в отряде секретарь объединенного парткома Кузнецов. Техника еще обкатку не прошла, а ее уже хотели в тяжеловоз превратить. Это же верная гибель.

Гребнев успел потрудиться и под землей, и на земле. Работал в шахте в Восточном Казахстане. На Васюганье строил дорогу от вахтового поселка на Первомайское месторождение. Бригада состояла из вальщиков и чокеровщиков. Первая скрипка — водитель трелевочного трактора Николай. Прокладывали трассу-просеку шириной в тридцать метров. С поваленным лесом обходились по-хозяйски: он шел на строительство лежневок, на обустройство промыслов.

Много привлекательного в этом тихом, застенчивом парне. Житейской мудростью, внутренним спокойствием веет от кроткого, задумчивого взгляда.

Николай полностью отрегулировал роторную косилку. Завел трактор. Посмотрел на широкий луг:

— Ну вот, теперь можно и в поле.

Он назвал луг полем по-крестьянски светло и любовно.


4


С утра мы наметили для кошения сухие гривки, вплотную подступающие к кустам. К дальним озерам шло заметное понижение: под сапогами хлюпала густая жижа. Не так давно отсюда скатилась вода, просочилась сквозь космы пожухлого застарелого сена. Над пружинистым кочкарником стоял плотный пырей. Ближе к воде он заметно перемешивался с широкостебельной осокой. Северный луг не мог удивить разнообразным травостоем, пестротой цветов, гудением пчел. Комары, правда, с тягучим звоном, с безустальным рвением исполняли нехитрую музыку и порхающие тайцы.

Началось!

Фидаиль-Федя на малой скорости обкашивал сухие ннзкотравные полянки. Напарник напролом врубался в густую пырейную стену. Сделанные из крепчайшей стали ножи роторной косилки не брезговали мелким кустарником, дудочником, зарослями таволожника, если они попадались на пути. Гудящие ножи ссекали их с завидной легкостью, оставляя среди жесткой щетины трав белые срезы прутняка.

Косари отпластывали от луга широкие ленты прокосов, боясь вести тракторы во всю травяную ширь: там подстерегала топь. Дважды Федор попадал с «Владимирцем» в ловушку. Не помогали и двадцать пять лошадиных сил, упрятанных в горячем моторе. Я бегал на стан за гусеничным трактором. Буксующую машину цепляли тросом, вытаскивали на сухое место. Луг можно было условно принять за шахматную доску. Белыми клетками служили крепкие бугристые пятачки. Черными — сырые опасные провалы. Под правые колеса трактора мог попасть плотный участок луга, левые безнадежно проваливались в вязкую почву. Несколько часов был я для трактора и косца поводырем: топал впереди, пробовал сапогами мягкую землю. Начинаю увязать, сигналю руками: стоп, Фидаиль! Держи левее или правее. А там новая замаскированная ловушка под ломким слоем прелого сена.

У Федора косилка слабее. В полотно беспрестанно набивается трава. Останавливается, вырывает зеленые пучки пырея. На полотне расшаталось несколько ножей-сегментов. Бойком молотка поддерживаю заклепки снизу. Косарь расклепывает их, пробуя стальные треугольнички пальцами — не шатаются ли.

Его крепкую смуглую кожу не вдруг прокусывают комары. Увлеченный делом, тракторист почти не отгоняет их от себя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее