Вассал и господин

— Талер сорок два крейцера? — в который раз спрашивал кавалер. — Что ж мы ели у тебя? Чего в твоей дыре можно наесть на талер и сорок два крейцера?

— Так вы пили много, руки устали вам вино носить, вы-то ушли, а ваши дружки, да гости, требовали и требовали вина. Едва к утру разошлись. У меня уже спину ломит, а ваши все кричат: «Трактирщик, вина тащи». И вино все лучшее просят. А я им говорю: «Господа, ночь на дворе, вы за выпитое еще не заплатили», а они угрожать, звали меня по скверному, и все одно, требовали вина. А я людишек-то своих отпустил и носил им вино сам, а у меня спина болит, думаете, моей спине полезно в погреб и обратно по десять раз за ночь, лазить. У меня спина…

— Заткнись ты со своей спиной, — морщился Волков, закрывая глаза ладонью. Голова его вот-вот должна была треснуть. — Вино твое — дрянь, от него помереть можно. Не может оно столько стоить.

Он зажмуривается. А глаза у него все равно болят. Лучше бы пиво вчера пили, и голова бы не так болела, и денег этот мошенник просил бы в два раза меньше.

Вошел Ёган, и бесцеремонно отодвинув трактирщика, поставил пред господином чашку с густым супом и кружку с пивом.

— Ешьте, поможет, — обещал он и пояснил, — похлебка, чечевица на говядине и пиво. Враз оживете.

Волков нехотя взял ложку.

— Господин хороший, — загнусавил трактирщик, — ну так как же насчет талера и сорока двух крейцеров?

— Заплачу, уйди, — простонал Волков.

А Ёган стал выпихивать трактирщика из комнаты, приговаривая:

— Иди, дядя, иди, не доводи до греха, хозяин мой добрый-добрый, а осерчает — так даст, что голова прочь отлетит.

— А деньги? — ныл трактирщик.

— Будут тебе деньги, потом, иди пока что.

Выпроводив трактирщика, он запер дверь и подошел к столу. И сказал со знанием дела:

— Вы похлебку-то кушайте, и пиво пейте, иначе не отпустит.

— А кто у меня был ночью? — спросил кавалер и, собравшись с силами, сделал два больших глотка из кружки.

— Был? У вас? — спросил Ёган.

Но спросил он это так неловко, что Волков сразу заметил фальшь. Хоть и больной, но все видит.

— Наблевано возле кровати, — произнес Волков.

— Так может это вы, — говорил Ёган, стараясь не смотреть на кавалера.

А тот так и сверлил слугу больными глазами. И ведь не отвернется, не поморщится, так и смотрит. Глаз не отводит.

— Так может то вы? — предложил Ёган нерешительно и со вздохом.

— Дурак, — рявкнул господин, и встрепенулся. И тут же поморщился от приступа боли в голове. И переждав ее продолжил. — Дурак! Говорю, со мной такого не было с детства, как в лучниках пить начал, так не было такого. Говори, кто был у меня ночью?

— Может, Агнес была, — нехотя ответил слуга.

В это «может» Волков опять не поверил. Не умел Ёган врать.

— Агнес была тут ночью? — уточнил кавалер.

— Да, вроде, — сказал Ёган и начал подбирать с пола вещи господина.

Хоть и было ему тяжко, кавалер сразу встал, сразу нашел кошель свой, достал из него ключ, и к сундуку пошел. Переступая через наблеванное, подошел к сундуку, раскрыл его, и только тогда успокоился, когда нашел шар на своем месте. Он и золотишко проверил. На «глаз», так и оно было целым.

Пошел за стол, сел, еще выпил пива. А Ёган на него косится и, вроде как даже доволен, чертяка, что господин волновался. Радуется про себя.

— Как пьян буду, — сказал Волков, — так до меня ее не пускай. Понял?

— Да попробуй ее не пусти, — кисло отвечал слуга.

— Бабы боишься? — заорал вдруг кавалер, опять поморщился от боли, но не унялся, и продолжил орать. — Да не бабы боишься, девки, что от тебя в половину будет.

— Да не баба она, и не девка, сатана она злобная, — вдруг храбро забубнил слуга, — и не я ее боюсь, а все ее боятся. Один вы, от глупой храбрости своей, ничего не боитесь, видно всю боязнь вам на войнах вместе с головой отбили, и не видите, что она демоница злобная, ведьмища… Погубит она вас. Она же…

— Заткнись, — зашипел на него Волков, и грохнул кулаком по столу, — прикуси язык. Дурак деревенский. Раскудахтался. Чтобы слов таких я не слышал. Сам подлец — трус, так хоть других не пугай. Пошел вон отсюда.

Ёган подошел к двери и сказал:

— Бедой от нее несет, как от падали тухлятиной, вы может и принюхались уже, а другие-то чувствуют.

— Убирайся, — зло сказал Волков. — И язык свой прикуси.

Прежде чем выйти, слуга добавил:

— Господа офицеры вас с утра дожидаются. Сказать им что?

— Умываться неси, — все еще не по-доброму говорил кавалер, — и одежду чистую.

* * *

То ли пиво подействовало, то ли похлебка, а может и просто здоровье его крепкое, но через полчаса кавалер спустился вниз вполне бодрым и в чистой одежде.

Господа офицеры встали из-за стола, когда он пришел к ним. И тоже они не все были бодры. Брюнхвальд был зелен лицом, а Бертье грустно морщился, словно проглотил что-то невыносимо кислое. Только немолодой уже Рене был свеж и подтянут, словно и не пил вчера, он и начал разговор после взаимных приветствий.

— Кавалер, поутру мы сказали своим людям, что вы им от щедрот своих передали все продовольствие, что есть у вас в обозе. Они были превелико рады, благодарят вас.