Ватага

У Науменко бородатое лицо сразу вытянулось:

– Да что-о-о вы это, робята…

А бродяг бросило в дрожь.

Конвоиры вошли в избу. Каторжник Науменко подошел к бродягам:

– Бегите, братцы, скореича… Я развяжу…

– Нет, – сказал Лехман. – Нам все одно подыхать… У нас все кости перебиты… – Губы его дрожали, брови то лезли вверх, то падали.

Мужики, выпив по стакану, вышли и собрались в путь.

Как ни отказывался Науменко идти с ними, силком принудили.

– Будешь перечить – все твое жительство спалим! – пригрозил Крысан. – Всей деревней придем…

Науменко скрепя сердце на своей лошаденке опять вслед плелся и выпытывал у братанов Власовых, в чем вина бродяг.

Антон шел, бессмысленно озираясь, и ему хотелось громко, на всю тайгу, заголосить или вскинуть вверх голову и завыть диким звериным воем.

А Ванька Свистопляс с Тюлей готовы были броситься пред мужиками, целовать им ноги и молить о пощаде и милости.

Только у Лехмана своя была дума, упрямая. Ей некуда разгуляться: в стену уперлась и бесповоротно встала.

– Бей наповал!!! – неожиданно крикнул он и враз остановился.

Сзади грянул выстрел: «турка», ружье медвежиное, грохнуло на всю тайгу и раскатилось.

– Ой, ты!! – дико взвыли братаны Власовы.

Бродяги помертвели.

А Лехман назад посунулся, потом пал на четвереньки и страшно закатил глаза. Орошая пыль кровью из простреленной ноги, он ползал по дороге и сквозь стоны сек подошедшего Крысана:

– Подлец ты, а не стрелок… Гадюка…

– Замолчь, шволочь! – взмахнул Крысан прикладом. – Убью…

– Что ты, собака!.. – сгреб его Науменко.

– Удди, дьява-а-л! – рванулся Крысан.

Он весь был в злобе: захлебываясь, дышал и свирепо таращил глаза и на Науменко, и на оторопевших братанов Власовых.

Цыган далеко впереди лесом шел, песни орал. Как услыхал выстрел, выскочил на опушку и, проверив бродяг взглядом, крикнул:

– Кого?!

Братаны Власовы, высокие, белобрысые, в черных запоясанных армяках, Лехмана на телегу положили. Они мужики смирные: им бы без оглядки домой бежать, да против миру нельзя!

А мальчонка Митька что есть духу полетел домой, в Кедровку, и, вытаращив глаза, хрипло, чужим голосом ревел:

– Уй… уй… уй!..

– Ах ты гнида! Хватай его! – пугал Цыган, притоптывая на месте.

Но тот бежал, не оглядываясь, поддергивал на ходу штанишки и не переставая выл.

Андрей очнулся и открыл глаза. Над ним голубело небо. Он осторожно приподнялся на локтях и, крадучись, огляделся. Тихо было, кругом кусты, внизу переливалась вода.

– Ловко… вот это ловко… – криво ухмыльнулся Андрей и закусил вдруг запрыгавшие губы. – Фу, че-орт…

Он опять лег и закрыл глаза. Долго лежал так, ни о чем не думая, в каком-то полусне.

– Нет, погоди… – сорвалось у него. Он быстро сел. – Еще не все кончено… Да… – Его голос дрожал, срывался, был болезненным и рыхлым.

Андрей крепко сомкнул кисти рук и уставился в одну точку. Он старался сосредоточиться на пережитом. Но все только что происшедшее, такое дикое и непонятное, куда-то отхлынуло и померкло.

«Что это значит? Где Анна? Где Бородулин? – пытался Андрей повернуть думы и подчинить их себе, но тут же всплывало ненужное: – Надо сапоги новые… хорошо я срезал белку…» – и затуманивало главное: как быть, что делать?

«Надо разыскать Прова», – твердо сказал Андрей, пытаясь представить себе отца Анны: он никогда не видал его. Но мысль, не дав ростков, лениво затихала.

Андрей поднялся и, откинув чуб, вышел на поляну.

А в это время жадно уставились на него два человечьих глаза.

Андрей, учуяв, круто повернулся: у опушки, невдалеке от него, стоял мужик.

– Эй, дядя! – крикнул Андрей. – Проведи меня к старосте… Я политический… Из Назимова…

– А-а-а, – остолбенев на миг, протянул Пров. – Так это ты, змей?.. – Он вскинул ружье, подбежал поближе и прицелился.

Андрей стоял неподвижно: ноги не повиновались, и пропал голос.

Но какая-то сила ударила в душу Прова, зарябило в глазах, ружье закачалось, опустились руки.

– Отвела, заступница, – выдохнул Пров, перекрестился и подошел к Андрею.

Тот поднял на него глаза и достал горящим взглядом до самого его сердца.

– Ну, вот… я один… Бей! Стреляй…

Пров разинул рот и не знал, что делать.

– Дочерь моя… Анна… Эх, брат-брат…

Андрей покачнулся.

– Пров?.. Пров Михалыч?! – и сразу почувствовал, что ему не хватает воздуха.

– На-ко, оболокись… – сказал, засопев, Пров, снял армяк и бросил к ногам Андрея.

XXVII

Варька вдруг вскочила и только начала Анну будить, как отворилась дверь.

– Варюха, Сенька по тебя прислал, требовает тебя, – пропищал белоголовый Оньша, братишка Сеньки Козыря.

Варька с кулаками бросилась к парнишке:

– Убирайся, дьяволенок, покуда цел!.. Я ему нихто!.. Тре-е-бо-вал… Вот я чичас мужикам все обскажу… Живорез он… Живорез!

Парнишка выскочил, захлопнул дверь, опять чуть приоткрыл, крикнул:

– Потаску-у-ха!.. – и метнулся вниз по лестнице…

– Ты что? – встревожилась проснувшаяся Анна.

Варька стоит, опершись о печку локтем, и тяжело дышит.

– И батька-то твой, Пров-то Михалыч, хорош… – сквозь слезы выкрикивает она. – Эн бузуев кончить порешил… На что похоже? Псы этакие… Варнаки…

Анна сразу все поняла, быстро оделась и, слова не сказав Варьке, побежала домой.