Ватерлиния

– Более или менее, – сказал Шабан. – Сразу, конечно, не разглядишь, но, по-моему, ничего парнишка. Вчера хорошо себя вел, задатки есть… – он вдруг понял, чего хочет Поздняков. – Спасибо вам за парня, – сказал он, спохватившись. – Парень что надо. Огромное вам спасибо. Вы ведь это специально для меня, да?

– От тебя не скроешь, – благодушно сказал Поздняков. – На лету ловишь, приятно с тобой работать.

– Спасибо. – Шабан сделал вид, что смутился. – Большое спасибо. Тут у меня еще транспортный вопрос. «Армадил» дадите?

– «Армадил»? – с улыбкой переспросил Поздняков. – А у тебя какой вездеход?

– Обыкновенный, типа «эшевен». Кормы у него после вчерашнего, считайте, нету.

– Возмутительно! – сердито сказал Поздняков. – Нет, это черт знает что такое! Это просто возмутительно! Вот так у нас и бывает: нет внимания к ценным кадрам, нет порядка в обеспечении, карьеристы и горлопаны лезут вперед, а заслуженные работники довольствуются бог знает чем. Я думал, ты давно уже на «армадиле». Что же молчал? Нет, ты тут ни при чем, это мой просчет, и я его исправлю, это моя обязанность и мой долг перед разведчиками, да что там – это мой долг перед всем Редутом! Каждый на своем уровне, каждый на своем участке, все вместе, плечом к плечу, невзирая ни на что, с чувством ответственности, с осознанием своего долга, всосанным с молоком матери или воспитанным… долг перед обществом превыше личных интересов, только так, а не иначе!..

Слово «долг» склонялось еще минуты три. Впрочем, в этот раз, как и во все предыдущие, Шабан не узнал о долге ничего нового и только старался не зевнуть. Поздняков был гневен и величествен, лицо его окрасилось благородным румянцем. Он даже пристукнул по столу, заставив отскочить комп, и хотел немедленно связаться с начальником подотдела служебного транспорта, чтобы потребовать объяснений, но вспомнил, что время еще слишком раннее, и остыл. «Не видать мне «армадила», – хмыкнув про себя, подумал Шабан. – И не надо».

– Да, конечно, – сказал он, дослушав. – Разумеется, вы правы. Но не все так думают.

– Вот именно! – воскликнул Поздняков и рубанул рукой воздух. – Вот именно, не все! А почему? Почему, я спрашиваю? Кто мне ответит на этот вопрос? Потому что мы мало работаем с личным составом, вот почему! Потому что личный состав разлагается с ужасающей быстротой, потому что даже те немногие из нас, кто родился и вырос в Редуте или, сказать шире, на Прокне, – даже эти немногие понимают свой долг лишь в самом вульгарном, деловом смысле, вот почему! Что же говорить о большинстве? Повальное пьянство, пассивное неподчинение, грибной порошок… Мы не можем и не будем с этим мириться, такая безответственность слишком дорого стоит. Чем занимается отдел Массового Досуга? Уже ни для кого не секрет, чем они там занимаются. Такому положению дел необходимо положить конец, и грош нам цена, если мы этого не добьемся! Я сегодня же буду говорить об этом на Совете!

– Лучше бы о вариадонтах, – напомнил Шабан. – Право, лучше бы.

– О чем? – недовольно переспросил Поздняков. Он потерял нить, и его речь не получила должной концовки.

– О ком, – поправил Шабан. – О вариадонтах. О разумной форме жизни. Они в Южных Землях, я же вам уже говорил. Они в опасности.

– Да-да, – сказал Поздняков. – Да, конечно, Искандер. Я знаю, что на тебя можно положиться в любом деле, я всегда это знал. Достояние Редута – это достояние Редута, и мы никому не позволим. Нельзя забывать, что мы на переднем крае, нельзя, развивая успех в центре, пренебрегать флангами. Человечество нам этого не простит. Признаться, я не вполне понимаю, какую эти – как ты их называешь? – могут представлять для нас ценность. Может быть, в отдаленной перспективе… – Поздняков морщил лоб, его рука совершала сложное движение, будто вворачивала невидимый шуруп. – Да, ты безусловно прав: думать о перспективе необходимо, кому же и думать, как не нам с тобой. Еще раз благодарю, Искандер: ты, как всегда, принес ценную информацию. Я же со своей стороны приложу все усилия… – Шуруп был закручен, и рука твердо легла на стол: вопрос был решен. Сегодня рука была обыкновенная, тяжелая и крепкая, внушающая доверие, совсем не похожая на ту суетливую конечность, что металась по поверхности стола, когда кабинетные стены кричали голосом погибающего Гийома, и искала, искала на ощупь клавишу отключения громкой связи, и все никак не могла найти… Если бы не эта мечущаяся рука, сегодня особенно назойливо вертевшаяся в памяти, Шабан бы, пожалуй, поверил. Ему очень хотелось поверить.

– Извините, – сказал он, потупившись, – я так не могу. Так нет смысла… Черт, что я говорю – нет смысла… – Он потер ладонью лоб, и ладонь стала влажной. – Их же убьют, вы понимаете! Обыкновенно, примитивно убьют. Случайно или для удовольствия. Вчера уже подстрелили двух ложнокрылов – кому они мешали? Дорвалась свинья до корыта… У нас под боком идет Процесс, рождается новая разумная раса, а мы не желаем подвинуться! – Он уже кричал, но не замечал, что кричит. – Единственная, помимо нас, во всей Вселенной разумная раса! Кто нам простит ее уничтожение?