Ватерлиния

Резонно, подумал Шабан. А в самом деле, что такое закон в Редуте? И существует ли он вообще? Вопрос из вопросов. Нет, есть, конечно, установления Правительственного Совета, сохранились остатки кодекса первопоселенцев, а это уже кое-что. Наконец, четверо из пяти новых граждан Редута прибывают с Земли, привозя полезную привычку жить по ее законам, устоявшимся в течение веков, – и это тоже неплохо. Но все-таки нет закона как такового, нет незыблемого монолита, основы всякого государства, и, что самое странное, нет ощущения, что место закона вдруг заняла неопределенная страшноватая пустота. Да и откуда взяться ощущению? Оно появится лишь тогда, когда распоряжения Правительственного Совета войдут в очевидное и резкое противоречие с устоявшимся укладом жизни, а этого, к счастью, пока нет. Мы сами знаем, что хорошо и что плохо, а о том, что мы не знаем, расскажет Поздняков. Хорошо, например, беречь вверенное государственное имущество, а не беречь, напротив, плохо, и Менигон, конечно, сам понимает, что занимается словоблудием. Вот загремит на год на северный шельф – там ему быстро расхочется развивать тему: есть ли закон, нет ли закона…

Менигон спал, развалившись на топчане, похрапывал во сне и иногда резко дергал лицом. Поколебавшись, Шабан лег на другой топчан, положил под голову свернутое одеяло и стал размышлять. Раздражал храп, и Шабан, покосившись на спящего, вполголоса ругнулся. Вот кто умеет озадачить неожиданной проблемой и тут же уйти в кусты. Завел в гости к каким-то подозрительным отшельникам, ничего не объяснил и знай себе храпит, как будто так и надо. Ну и черт с ним, пусть спит. С ним можно поспорить о многом, но уже разговор о мыслительных способностях убегунов или, например, моделей не поддерживается им принципиально. Для него разум – не более чем набивка черепной коробки, более ценная у себя, чем у всяких прочих, и иного подхода он знать не хочет. В этом его беда и его счастье, но он не видит беды и счастья тоже не видит. Может быть, он прав и в этом.

…Он открыл глаза от движения воздуха и, подняв голову, отметил, что вход в хижину распахнут настежь. В рубленый прямоугольник дверного проема тек воздух и лезли колючие потоки света, а в середине прямоугольника – Шабан заморгал – неподвижно застыл резко очерченный силуэт однорукого человека. Он стоял молча, как монолит, расставив гранитные ноги, и его голова упиралась в притолоку. Экая глыба… Геракл.

Шабан потянулся и сел на топчане, рассматривая однорукого. Он не был убежден, что это не сон.

– Лежать, – негромко приказал однорукий. – Не двигаться.

– Вы кто? – с неудовольствием спросил Шабан. – И позвольте уточнить: с какой стати мне не двигаться?

Силуэт в дверном проеме качнулся вперед, человек вошел в хижину, и здесь выяснилось, что с руками у него все в порядке, но Шабана это нисколько не обрадовало. Недостающая силуэту правая рука была направлена точно на него и, как водится, не пустовала.

– Не двигаться, – повторил человек. – Буду стрелять.

Теперь он был совсем рядом, громадный и ловкий в движениях, с торсом античного бога, прикрытым драной выцветшей курткой. Этакий юный бог в рабочей одежде, спустившийся в юный мир и точно знающий, какие недоделки в этом мире он должен исправить. Одновременно в нем чувствовалась некоторая неуверенность, словно бог, не окончив работы, забыл, что нужно делать дальше. Забыл, взял пистолет и пошел искать виноватых…

Плохо дело, подумал Шабан, рассматривая оружие анфас. Со сна было вовсе не страшно.

– Семьдесят третий калибр, если не ошибаюсь? – спросил он. – И конечно, гранато-пули? Я бы на вашем месте не стоял так близко – достанется и вам. И вообще снесет полхижины.

– У меня обычные пули, – хмуро сказал гигант. – Разрывные. Рекомендую вам не двигаться и отвечать на вопросы. Кто вы такой? Откуда? Кто ваш приятель? Отвечайте быстро. – Он отошел на шаг и принял напряженную позу. Было ясно, что он выстрелит. – Даю пять секунд.

– Не дури, Доминик, – ожил на своем топчане Менигон. – Это я, Винсент. Здесь все свои. Искандер, это Доминик Вальде, бывший инженер по телекоммуникациям, а ныне затворник, ассистент и добровольный подопытный кролик доктора Рау, а также местный викинг в горном варианте. Доминик, это Александр Шабан, тоже разведчик и мой друг. Он надежный.

Гигант виновато улыбнулся, развел руками и убрал пистолет за спину.

– Это хорошо, – сказал он Шабану. – А я, честно признаться, всерьез думал, что придется стрелять. Мне бы очень не хотелось.

– Мне бы тоже, – признался Шабан, косясь на ухмыляющегося Менигона.

Он чувствовал сильное раздражение. Вот тебе и друг-наставник, вот тебе и «говори дяде правду». Мог бы и предупредить, коли друг. Но он ленив на предупреждения, он предпочитает, чтобы каждый доходил до сути своим умом. Или своим горбом, что случается чаще. Или своей шкурой.