Вавилонская башня

У Льва Поликарповича Звягинцева отношение к предстоявшему событию было весьма непростое. Наверное, оттого, что на этом празднике — вот уж без преувеличения празднике жизни — он очень долгое время был официально чужим. Это притом, что блокадного лиха он успел хлебнуть полной чашей. И что такое Дорога жизни через черный и жуткий ладожский лед, знал не понаслышке. Вся штука в том, что на Большую землю его вывозили в составе спецприюта для таких же, как он сам, «враженят». В итоге удостоверение блокадника Лев Поликарпович получил аж полвека спустя, в девяносто шестом, когда в эпопее со сталинскими репрессиями ставились окончательные точки над «е». До тех пор публику вроде него к всенародным торжествам старались особо не подпускать…

А кроме того, сами обстоятельства эвакуации были такими, что лучше вовсе не вспоминать. Прямо скажем, откровенно выпадали они из общего героического контекста. Но как не вспоминать, когда с экрана самоотверженно работающего телевизора тебе в каждом выпуске новостей только и твердят про блокаду? Да и детская память — слишком цепкая штука. Ее вся последующая жизнь не сотрет.

От улицы Жуковского в северном направлении, как зубья реденького гребешка, отходит несколько улиц. Здесь нет особых архитектурных чудес, сюда редко сворачивают автобусы с импортными туристами. Застройка большей частью дореволюционная, восстановленная в том же духе после войны и — до сих пор жилая. Несмотря на близость к Невскому, популярности у питерских богатеев этот район не снискал. В свое время здесь было решительно невозможно приватизировать жилплощадь. Почти в каждом доме или останавливался, или проводил собрание, или по крайней мере разок гостевал какой-нибудь известный революционер, и государство грудью стояло на страже мемориальных квартир. Могло ли оно допустить, чтобы подобную квартиру выкупил какой-нибудь «малиновый пиджак», сделал евроремонт — и окажется утрачена дырочка от гвоздя, на который вешала когда-то пальто Надежда Константиновна Крупская? Оттого здесь доныне полно мемориальных досок по наружным стенам, а внутри таятся дебри никем не расселяемых коммуналок. В коммуналках доживают век те самые блокадники, так и не дождавшиеся многократно обещанных отдельных квартир.

В целом район производит впечатление не самого приветливого, особенно в слякотную и хмурую питерскую зиму. Но есть здесь одно местечко, овеянное уже откровенно мрачноватой, чуть ли не готической аурой. Его отлично видно с улицы Жуковского, но почти никто не подворачивает в ту сторону головы, а зря.

Ибо там, среди обшарпанных «пролетарских» домов сугубо царского времени, затесался самый настоящий дворец. Не особенно большой, но затейливый. Этакая кружевная, бирюзовая с белой пеной, отвесно взметнувшаяся волна. При наличии мало-мальского воображения дворец было совсем легко населить привидениями, летучими мышами и домовыми. Особенно в те времена, когда закопченные стены пестрели шрамами от осколков, половина окон зияла провалами, а другая половина была заколочена чем Бог послал…