Вблизи сильных мира сего

Не может быть! Это его холуи из наших идеологических отделов, кои ему подведомственны. Конечно они: Тяжельников, Шауро, Медведев (последний – зав. отделом науки). Ну, неужели же он сам не видит и не понимает этой мерзости и маразма? Как же не пресёк, не цыкнул на шавок и бульдогов?

Единственное оправдание – человек убит горем и ему не до этого. Собственно, чего я негодую, чему удивляюсь? Ведь обжигаюсь не впервой! А всё мне неймётся. Стой и сопи в две дырочки, как все! И не рыпайся!..

И стою эти полчаса, пока нас не сменяет новая партия таких же "скорбящих". "Хорошо, что хоть нам на кладбище не ехать, — замечает с радостью кто-то из нас. — Из отдела науки поедут…"

Отстоял, в автобус не сажусь. Иду пешком. А думы колесом. Да, что же это? Кто же плодит россказни о скромности, аскетизме, человечности, уме этих сильных мира… то бишь немощных стариков.

В противовес живущему широко, с размахом (охотами, гонками на иномарках – видел сам!) Брежневу рассказывали байки о необыкновенной скромности Алексея Косыгина (тоже взошёл ещё при Сталине). Но вот попал я на Новодевичье кладбище и ахнул! Надгробные камни Чехова, Огарёва и других сынов России теснятся чуть ли не друг на друге, а Косыгин отхватил для своей покойной супруги пространство ничуть не меньше, чем Сталин для убиенной Аллилуевой. А ограды, мрамор!

Однако не о кладбищенских делах надо вести речь. Это не наше, мирское… Да и как тут судить?

Но вот поселился этот скромный вдовец напротив нашей шестнадцатиэтажной башни в пятиэтажном особняке на самой круче Воробьёвых гор. На каждом этаже по полтора десятка комнат. Этаж занимают бассейн, гимнастический зал, летний сад и прочее…

А у скромного человека только дочь и зять-грузин Гвишиани, кандидат наук. Через два года он, этот зять, — доктор. Ещё через год – членкор, а потом – полный академик. Иногда, когда цветут липы, по Воробьёвскому бульвару прогуливается этот скромный человек в одиночестве или с дочкой. А впереди и сзади по два охранника…

Живёт Алексей Николаевич бок о бок с нами уже года три. Я наблюдаю эту идиллию… И вот подходит день очередных выборов в Верховный Совет. И так случается, что утром мы с семьями идём голосовать в один избирательный участок. Я иду прямо мимо нашего зачуханного молочного магазина, а Косыгин решил заглянуть и хозяйским глазом окинуть торговую точку.

Продавцы с восхищением и страхом рассказывают: "Такой разнос устроил, так возмущался…"

А через пару дней в нашем магазине начался, как теперь говорят, "евроремонт". Сняли все деньги со всего района, выделенные на ремонт торговых точек, и сотворили из нашего "молочного" конфетку на загляденье. Всё сверкает кафелем и стерильной чистотой, продавцы в белых халатах, не говоря уже о накрахмаленных кокошниках.

А я всё не каюсь. Верю в россказни о скромности, и государственном уме, и деловитости людей из высших эшелонов власти.

Помню, был и такой случай. Вдруг зуд и шёпот по всем пяти этажам ЦК. Дочь Косыгина выдвигают на должность директора Иностранной библиотеки!

— Ну и что! — недоумеваю я, узнав об этом от Биккенина. — Есть сектор культпросвет, пусть он…

Биккенин многозначительно прикладывает палец к губам:

— Тс-с-с… Тут проблема…

И даёт мне знак покинуть кабинет. Будет с кем-то говорить конфиденциально по вертушке.

От других узнаю, что есть действительно какая-то проблема: "То ли не знают, куда девать старого директора, то ли надо нейтрализовать сильного претендента, который ждёт этой должности много лет". У наших конспираторов понять что-либо невозможно.

Но моё дело, как поётся в той знаменитой частушке про "девку" и "борону", — сторона. А вот моего непосредственного жалко. Аж почернел лицом в хлопотах. Видно, ему поручена "акция" по внедрению высокопоставленной дочери. Поручено, как человеку "нейтральному" (он из другого сектора) и конечно, как человеку, какой кровь из носа, а высокое доверие оправдает.

И что вы думаете: и выполнил, и оправдал. И коллектив знаменитой библиотеки, как награду, получил нового руководителя, со связями, о которых только мечтать можно…

Доходили слухи, что Иностранная библиотека преобразилась и засверкала новизной, как тот наш молочный магазин на Воробьёвке. А преобразилась… увы, за счёт обнищания своих младших сестёр – других библиотек Москвы.

Конечно, многие догадывались об этих скрытых от людских глаз чиновничьих взлётах. Существовало даже такое выражение: "телефонное" или "позвоночное право", по которым вершились подобные дела. Но большинство моих соотечественников всё же оставалось в неведении..

Теперь же при диком капитализме всё то же, но с той разницей, что делается открыто. Не знаю, что лучше? Оба варианта никудышные и подлые…

Но жить, как говорится, всё равно надо.

Я говорил о закономерностях движения на самый Верх тогда, в моё время. Они, конечно, существовали. Пробивались люди не только хитрые, с изворотливым умом, умеющие просчитывать ситуации, но и люди-бойцы, с железной хваткой и волей, которые могут переступить не только через светские и нравственные законы, но и сломанные ими же судьбы друзей и близких.