Олег Зоин

Вчера

Обыкновенный роман

Запорожье — Набережные Челны

Самиздат

1960–2008

Часть 1-я

Серебристые облака упований

И вот он понёсся, как бешеный конь, долгожданный 1955-й. Зимняя сессия у Семёна прошла ровно, ни одного «хвоста». Так что стипендия в 230 рэ обеспечена. Ещё полдня мучительного сражения за билет на Курском вокзале, и Сенька Серба помчался домой, в родной город на Днепре.

Валюша опять уклонилась от встреч и разговоров, поэтому в Запорожье получился пустой номер. Удрученный неудачей, холодно простившись с матерью, раньше намеченного вернулся Сенька в Москву. Анна Николаевна так и не смогла растопить лёд непонятного сыновнего отчуждения и протоптать тропинку к его окровавленному сердцу.

И вновь потекли мрачные дни. Учёба, как учёба, в общем, скукота жуткая. Конечно, учиться на юрфаке МГУ считалось немалой жизненной удачей, однако вскоре науки приелись, всё вокруг как–то потускнело. Да и прогулов получалось немало. Просто так, от лени и от неприятия казёнщины и лицемерия на факультете.

Доцент–марксист любил проводить коллоквиумы по коммунистической теории. Обычно они проходили очень весело. Азартно спорили умница Витя Месяцев, прозванный за скрупулёзную дотошность в аргументах Догматиком, и Семён Серба, получивший кличку Диалектик, — возможно, за казуистическую гибкость формулировок.

Жаркое лето 37-го… В стране — человекотрясение. А в кухоньке хаты деда Калистрата липкая духота. Кусючие мухи. Сенькина нянька соседская Тонька, ей было тогда лет 15–16 (её мать, старая Калэнычка, — соседка Сенькиных деда–бабы со стороны колхозной конюшни), возится с двухлетним Сенькой, пытаясь напоить молоком из кружки. Он вредничает, капризничает. Она берёт его на руки и пытается утихомирить убаюкиванием. У неё на руках уютно и привычно. Сквозь ситчик летней кофточки ему приятна ласка пружинистых грудей, он прижимается к ним щекой и ему уютно, но ещё по инерции он завывает затихающим нытьем.

Заходит кто–то из взрослых мужиков и подначивает Тоньку (Сенька ещё не разговаривает, только отдельные слова, поэтому не донесёт, и дядьке не опасно попохабничать):

— Ты ему сиську дай, вон они какие у тебя уже, как дыни!.. Сразу успокоится…

Тонька краснеет, быстро отнимая Сеньку от себя и усаживая на лавку. Её чувство стыда передается ему, и он с ненавистью смотрит на мужика. Тот гогочет и уходит… Сцена врезалась в память.

Конец лета. Мама взяла Сеньку на какое–то время в город. У неё комнатка на Слободке, улица Кошевая, 17. Дело к вечеру, солнце уже низко. Семён ещё не ходит, и это беспокоит маму. Во дворе, в нескольких метрах от них с мамой, сидят на лавочке двое мужчин из семьи хозяев Мозулевских.

Один из них ласково зовет Сеньку к себе, приманивая жестами тяжёлых загорелых мужских рук. И вдруг Сенька отрывается от мамы и неуверенно идёт к дядьке и проходит–таки всю дистанцию, падая на финише в его крепкие руки.

— Пошёл!.. — изумленно кричит мама. Все дружно смеются…

— Ну вот видишь, Анька, — басит мужчина, — теперь не переживай, такой орёл далеко пойдёт!..