Вчера

На учётно–экономическом факультете МФИ встретил тех двух девиц, Галку Хлопонину и Риту Аросеву, с которыми познакомился в августе 1954‑го при попытке поступить на экономический факультет МГУ. Им тогда тоже не повезло и они перекинулись в финансовый. Как старые знакомые, обрадовались друг другу и стали поддерживать дружеские отношения…

Ноябрь. Муторный многодневный дождь. На лекции в МФИ ходить неохота. Как всегда, встретились с Нинкой у Центрального телеграфа. Она как мокрый некормленый щеночек. Пошли по улице Горького. Зашли в «Срам» (кафе «Марс») при театре имени Ермоловой. Выпили по чашечке кофе и одну булочку с марципаном на двоих. Она пожаловалась, что после исключения из МГУ и выселения из высотки её положение в Москве очень шатко, а возвращаться к тетке в Казань гонор не дает, да и что там, в провинции, делать. Конечно, к её исключению Сенька имеет вроде бы прямое отношение и его долг чего–нибудь предпринять. Да, в общем, Нинок и небезразлична ему.

Судили–рядили, и он предложил сбегать в ЗАГС и оформить брак. Раз у него ещё действует пятилетняя студенческая прописка в Москве, то жена вполне легально может жить при муже. Решено! Расстались до завтра, решив быстро всё оформить, никому ничего не докладывая.

Как и было намечено, встретились с паспортами в карманах. Нина подняла свои «связи» и нашла, что во Фрунзенском райЗАГСе работает подруга подруги. Созвонились. Поэтому им всё оформили за полчаса. Молодожёны поучили свидетельство о браке, и выпили с этой полуподругой бутыль шампанэ. Нина взяла его фамилию. Она теперь Серба, а не Ильнуровская. Другая полуподруга сделала, меняя ей в связи с переменой фамилии паспорт, тоже большое одолжение, не проставив по забывчивости штамп о браке. Таким образом, Нина Александровна Серба оказалась милой незамужней молодой женщиной, что давало ей определенный манёвр и могло пригодиться в будущем.

В конце ноября прошли слухи, что в Венгрии антисоветское восстание, которое утоплено в море крови. Враз зашевелились и венгерские студенты. Одни спешно паковали чемоданы и трезвонили в посольство, пытаясь поскорее уехать, чтобы успеть покрасоваться на баррикадах, другие ходили, понурив головы, но так длилось недолго. Впрочем, это особенно не бросалось в глаза. Хотя однажды утром, придя на лекции, советские студенты установили, что из МГУ и других столичных вузов куда–то одномоментно подевались венгры. Не зря, получается, предусмотрительный Ольгерд Кутафьин долбил в прошлом году венгерский язык. Или ему старшие товарищи подсказали, что знатоки венгерского скоро понадобятся?..

Всю осень вплоть до Нового года Сенька с Нинулей гуляли каждую свободную минуту по Москве. Прекрасно изучили центр. Привыкли ходить в театры. Были и в Большом, и в Вахтанговском, и в имени Моссовета. Но особенно часто захаживали погреться в оперетту. Раза по два–три пересмотрели весь репертуар. Да и как было не любить театр оперетты, в котором восхитительно пела Татьяна Шмыга и волнующе танцевали Ирина Муштакова и Владимир Шишкин… Лучших тогда, вероятно, не водилось и в Париже…

В финансовом институте в конце декабря началась зимняя сессия. Из трёх экзаменов Серба сдал на отлично основы советского гражданского и трудового права и политэкономию проклятого никак не догниющего капитализма, а теорию бухучёта — на «хорошо».

Одно было плохо — они с молодой женой не имели своего интимного угла и слонялись по Москве, как неприкаянные. Нина кантовалась у подруги–москвички в Армянском переулке, а Сенька всё у Марь Степанны… Конечно, если Нина из–за непогоды частенько оставалась ночевать, старушка только радовалась полночному совместному чаепитию, а затем хихиканию и перешёптыванию в молодёжном углу…

Маме написали письмо. Мама ответила очень сухо и формально. Сенька понял, что его самостоятельное решение пришлось ей не по нраву. Мама приехала в начале декабря на один день. В Москве тогда остановиться было проблемой, и она, познакомившись с невесткой, уже вечером уехала в Запорожье. Молодожёны не стали ей ничего объяснять. Они были молоды, наглы и невоспитанны. Что был в своей категоричности неправ, Семён понял лишь спустя много лет…

Уже скоро полгода, как они с Ниной поженились, но никак не могут по–человечески уединиться, то есть снять комнату.

Семёну некогда было заниматься поиском подходящего жилья, а о восстановлении Нины на мехмате теперь речь вообще не заходила. Неотвратимо наступала промозглая московская зима, и жизнь стала невыносимой. Но и у атеистов бывают чудеса.