Вчера-позавчера

Как-то раз встретил Ицхак у Сладкой Ноги Хемдата. Хемдату нечем заняться, и он ничего не делает. Все то время, что был он в галуте, а сердце его – в Эрец Исраэль, он писал стихи, теперь, когда он живет в Эрец Исраэль, что ему делать? Сочинять стихи о тоске, терзающей его?

Но не потому он молчал. Казалось ему, что если напишет он то, что хочется ему написать, это будет его последняя вещь, и он боялся, что умрет. Как боялись мы в детстве, когда читали у мудрецов «И раскайся за день до твоей смерти!». И мы боялись, что, может быть, этот самый день уже наступил, а мы не успели раскаяться.

Хемдат и Ицхак были ровесниками и должны были идти в армию. Уклонились они от мобилизации и приплыли в Эрец Исраэль в один и тот же день на двух разных кораблях. Хемдат приветливо встретил Ицхака, хотя и не любил его ремесла: есть в нем доля обмана, ведь маляры приукрашивают безобразные вещи.

Сладкая Нога не разговаривает сразу с двумя гостями, ведь любой, обращающийся к двоим, похож для него на человека, говорящего перед аудиторией, а любой, говорящий перед аудиторией, похож на оратора, а уж ораторов в Яффе предостаточно и без него. А поскольку и Хемдат и Ицхак – оба здесь, оставил он их и занялся своим делом.

Спросил Хемдат Ицхака, когда они остались вдвоем: «Что нового ты слышал оттуда?» (Оттуда – то есть из Галиции.) И глаза его затуманились, как у человека, вспомнившего дорогое ему место. Нечего было Ицхаку рассказывать. Взял его Хемдат под руку и сказал ему: «Пойдем!» Пошли они по песку. Это – песок Яффы, в котором ты увязаешь. Ицхак, привыкший к земле Иерусалима, удивлялся сам себе, как он ухитряется вытаскивать свои ноги из этих песков. Не успеваешь вытащить одну ногу, как уже вторая утопает в песке. Хемдат, привыкший к Яффе, шел по песку, будто по ковру.

Все еще жил Хемдат в Неве-Цедек и решил пригласить Ицхака к себе на чашку кофе. Только он собрался пригласить его, как подошли они к гостинице Яакова Малкова. Сказал ему Хемдат, Ицхаку: «Если ты не возражаешь, зайдем!»

Яаков Малков был хасидом ХАБАДа и немного писателем. День, когда появлялась статья его в газете «Хавацелет», был великим днем для него. Ведь у этой газеты много читателей, и его статья будет прочитана большой аудиторией. Так как он страдал хрипотой, то выбрал для себя жизнь в Яффе, а не в Хевроне и не в Иерусалиме, море – хорошо для горла. Яффа не принадлежит к святым городам, и жители ее не получают халуку, но обязан еврей содержать жену и детей, поэтому открыл он отель. И три комнаты было у него: столовая, и комната для постояльцев, и комната для себя и домочадцев. А в сезон, когда много отдыхающих, расстилает он циновки на дворе, переселяется туда и сдает свою комнату купальщикам, приезжающим из Иерусалима. Следовало бы его дому служить гостиницей для жителей Старого ишува, да только захватили его дом товарищи наши, сбежавшие от шума гостиниц Леви-Ицхака и Зусмана, где каждый вечер собирается народ на собрания. И надо быть признательным Малкову: старается он услужить каждому гостю и не просит за это плату, кроме самой малости, разрешенной Торой, и подает им кушанья, полезные для здоровья. Ведь в любой день может прийти избавление; а когда возвратит Господь, Благословен Он, народ Израиля в его обитель, все евреи раскаются, и потому подает он им вкусные и здоровые кушанья, чтобы были у них силы для раскаяния. И взволнованный до глубины души тем, что его поколение удостоилось жить в Земле Обетованной, но при этом ведет себя так, будто живет в изгнании, начинает Малков напевать красивый и печальный нигун, как меламед, который говорит своим ученикам: «Идите, дети, слушайте меня, страху перед Всевышним научу я вас!» И как он переживает за людей своего поколения, так он поражается терпению Господа, Благословен Он, который видит их деяния и молчит.

2

Когда вошли туда Хемдат и Ицхак, не было там посетителей, кроме старика, возраст которого не был виден ни в его бороде цвета корицы и ни в его движениях. Но видна была в нем доброта и расторопность. На голове его была черная фетровая шляпа, и одежда его была из белого полотна, не короткая и не длинная, как и у большинства простых верующих людей в Яффе; в жаркое время года они носят легкую белую полотняную одежду.