Вчерашний шпион

Для них, насколько я понял, этот вопрос был уже решенным и спорить о чем-либо не имело никакого смысла. Ко всему прочему, мне и самому нечего было добавить… Я устало поднялся со своего кресла и подошел к окну. Протерев тыльной стороной руки небольшое окошко на запотевшем стекле, я посмотрел на улицу. Мир за окном жил как ни в чем не бывало своей спокойной, размеренной жизнью. Перед моим взором расстилались огромные просторы Уилшира. У восточного подъезда здания стоял новенький «бэнтли» сэра Дадли. Интересно, подумалось мне, а знают ли члены его семьи о том, для каких целей используется западное крыло дома? Знал ли об этом их садовник? Ведь он наверняка видел, как под ухоженными лужайками и клумбами в свое время прокладывались линии для телексов и засекреченных средств связи. У всякого нормального человека возникла бы целая куча вопросов — зачем им сразу восемь параболических антенн, почему они вдруг поставили вторые рамы на окна и так далее?

Решительно повернувшись лицом к своим собеседникам, я спросил:

— А зачем, по-вашему, Пина Бэрони притащила с собой в карьер кинокамеру? У меня это до сих пор никак не укладывается в голове!

— Ну и не бери себе в голову! — махнув рукой с куском торта, любезно предложил Шлегель. — Ничего такого она при себе не имела. Ведь ее похитили точно так же, как и тебя самого. — Как бы ставя на этом вопросе точку, он запихнул себе в рот еще кусок торта и принялся его уминать.

— Вы так уверены в этом? — переспросил я.

— Уверены, уверены! — недовольно буркнул Шлегель. И Доулиш в такт ему тоже закивал головой.

— Эта твоя Пина Бэрони носила такое же пальто, что и тот парень… Я прав?

— Да, точно такое же…

— Это отнюдь не простое совпадение! Дело в том, что ее собирались убрать именно в этом пальто. Причем убить твоими руками! В той суматохе тебе бы ее подставили, а ты по ошибке ее бы и пристрелил! Понятно?

— Не-ет… Чепуха какая-то получается… — попытался возразить я, но не успел.

— Только не говори мне нет! — продолжил свою атаку Шлегель. — И та вот кинокамера оказалась в карьере с той лишь единственной целью, чтобы заснять все, что там произойдет.

— Но с какой стати?

— А с той, что нам доподлинно известно, что именно Шемпион убрал Мэлоди Пейдж. Я знаю, что он наплел тебе о нас… Якобы это мы пытаемся подставить его и выехать за его счет, сфабриковав для этого ложное обвинение. Но чтобы он тебе ни говорил, это убийство — дело его рук! Именно по этой причине он и взялся провернуть всю эту контригру — подставить тебя на убийстве Пины Бэрони. Причем сделать это так, чтобы доказательства были самыми неоспоримыми. М-да, в этом есть и полет фантазии, и четко разыгранный психологический фактор… Все в стиле твоего Шемпиона!

— Но опять же, с какой стати? — не отступал я.

Монолог Шлегеля теперь продолжил Доулиш:

— Ну как ты этого не понимаешь?! Он же намеревался нас шантажировать! В том случае, если бы у него это дело получилось, он мог выдвинуть нам свои требования: вы спускаете на тормозах дело об убийстве Пейдж, а я в таком случае позволю Чарльзу соскочить с крючка.

Действительно, подумалось мне, во всем этом есть то самое отчаянное нахальство, которое прямо-таки в крови у Шемпиона.

— И все же ваши доводы по поводу кинокамеры мне кажутся не совсем убедительными, — больше из желания докопаться до мелочей сказал я. — В пасмурную погоду получить на шестнадцатимиллиметровой камере четкое изображение не так просто. Оно не идет ни в какое сравнение со свидетельскими показаниями или обычными фотоснимками. А в судах привыкли оперировать именно ими…

— В судах?! — взорвался Шлегель. — Брось валять дурака! Шемпион отлично понимает, что до суда это дело не дойдет… Не может дойти! Ведь ему просто нужно нечто такое, что сковало бы наше воображение, Лишило возможности искать выход… Он бы просто постоянно терроризировал нас угрозой передачи этой пленки на телевидение или еще куда-нибудь. Иными словами, в этой ситуации Шемпион работал бы на привлечение общественного внимания к случившемуся, а не на основательную проработку фактов твоей виновности.

— А вся эта шумиха, случись она в действительности, принесла бы с собой немало головной боли для нас! — добавил со своей стороны Доулиш. В его словах явственно звучала грусть о том, что такой человек, как Шемпион, больше не работает в нашем департаменте.

— А почему, позвольте вас спросить, именно Пина Бэрони? — невозмутимо продолжал я настаивать на своем, так как приводимые ими доводы едва ли убеждали меня на все сто. — С какой стати ему подстраивать убийство сестры его же жены? Почему бы ему не заснять, как я убиваю кого-нибудь другого?

— Мы размышляли и на этот счет, — сказал Шлегель, постукивая ладонью по стопке бумаг, лежащих около него. — Действительно, с какой бы это стати убивать Пину Бэрони, свою свояченицу? Но в конце концов мы поняли, в чем тут дело. Ведь она ненавидит Шемпиона! Эта Бэрони уверена, что он просто-напросто раскололся, когда его взяли немцы. Она считает, что именно он выдал ее брата гестапо. Впрочем… все это тебе самому хорошо известно.