Вчерашний шпион

— М-да-а… Бросать с этим делом надо, сын мой! Бывало, моя мать говаривала: «Курить — деньги в дым переводить!» И она была совершенно права… — глубокомысленно произнес старик и глубоко затянулся. При этом огонек сигареты ярко вспыхнул, выхватив из сумрака его артритные суставы и подернутые слезой глаза.

— Отличная мысль! А твоя мамаша свой хлеб, случаем, не на фондовой бирже зарабатывала? — спросил я «Епископа», пытаясь переменить тему нашего разговора.

— Ты, сын мой, в тюрьме сидел, не так ли? — вопросом на вопрос ответил старик.

— Да… А до этого работал на нефтепромысле в Северном море. Впрочем, я ведь тебе уже об этом рассказывал.

— Да-да, рассказывал. Только вот что я тебе скажу, понапрасну ты влип в это дерьмо, парень! — «Епископ» осторожно затушил свою сигарету и убрал оставшийся окурок во внутренний карман пальто. — Теперь тебе не нужно допускать никаких нарушений закона, никаких!

— Слушаюсь, ваше преосвященство!

— Нужно освобождаться от этого дерьма…

— Ага! Только моли бога, чтобы оно от меня не прилипло к тебе! — огрызнулся я. Его наставительный тон уже начинал действовать мне на нервы.

— Хм-м… Я ведь гожусь тебе в отцы, — попытался он было меня приструнить, но я оборвал его на полуслове, выпалив:

— Беда только, что не в очень почтенные! — Я демонстративно перевернулся на другой бок и закрыл глаза.

Наступила тишина. Но ненадолго. Через некоторое время до моего слуха опять донеслось его глухое бормотанье:

— Гляди-ка, «фараоны» снова взялись нас выкуривать! Как и неделю назад… — Я приподнял голову и посмотрел в его сторону. Старик наполовину высунулся из окна и что-то там высматривал.

Эти его слова прозвучали для нас как боевая тревога, и мы бросились врассыпную еще до того, как полиция добралась до ближайших к нам вагонов. Я вприпрыжку проскочил мимо небольшой группы полусонных станционных рабочих, стоявших на перроне, и припустился наутек вдоль отводного железнодорожного пути.

— Сюда! Сюда давай! — вдруг послышалась приглушенная команда.

В этой спешке я никак не мог уловить, кто меня зовет, «Епископ» или Фюллер. Я машинально остановился и бросил взгляд в ту сторону, откуда неслись эти слова. Тот, кого я увидел, был вовсе не один из привокзальных завсегдатаев, а человек из нашего департамента по имени Пирс. Еще больше ошарашило меня то, что за его спиной я заметил другое знакомое лицо. Это был Шлегель! Они оба забились в телефонную будку и призывно махали мне оттуда руками. Я рванул в их сторону и, подлетев к раскрытой двери, что было сил смазал Шлегелю в челюсть. Полковник пошатнулся и грохнулся затылком в телефонный аппарат. От неожиданности лицо Пирса вытянулось, и, прежде чем он успел сделать хоть какое-либо движение, я врезал ему под дых. Охнув, он переломился пополам. Моя позиция была очень удобная, и я не упустил случая добавить ему с левой. Влипнув в угол телефонной будки, они не могли противостоять моим ударам, в то время как для моих кулаков пространства было вполне достаточно. Я размахнулся покруче в очередной раз и врезал Шлегелю по носу.

— Все! Все! Все! — завопил он, прикрывая разбитое лицо руками. В этом его жесте звучала и мольба о пощаде, и страстное желание укрыться от очередной оплеухи.

Пирс почти сполз на пол и барахтался там, не в силах подняться на ноги.

— Что, забыли о том, что я говорил тогда, в тюрьме? — рявкнул я и снова сделал крутой замах. Закрываясь одной рукой, Шлегель прямо-таки втиснулся в узкое пространство между стенкой будки и телефонным аппаратом. Но на этот раз ему повезло, — мой кулак так и завис в воздухе.

Шлегель оживленно заморгал глазами, поглядывая то на меня, то на мой кулак. Да, я изменился… Я изменился не только внешне, но и внутренне. Воистину бытие определяет сознание! Пинки полицейских, которыми тебя поднимают среди ночи, мелкая шпана, которая готова снять с тебя последнее пальто или прирезать за грош… Можно ли выжить в этом мире без насилия?! Жизнь такова, что либо она у твоих ног, либо наоборот — ты у ее! И тот вид, с которым Шлегель сейчас смотрел на меня, сам за себя говорил, насколько глубоко я проникся этой идеей.

— Ты получил наш паспорт… ну и все остальное? — с трудом переводя дыхание, проговорил Шлегель. — Тебе же нужно выбираться во Францию…

— Нет! Вы определенно без мозгов! Ну разве не понятно, что Шемпион был среди нас и не хуже другого знает обо всех наших штуках! Ему будет достаточно одного взгляда на ваш швейцарский паспорт, чтобы понять, что это самая настоящая липа. Я не задумываясь бросил его в печь вместе с другой вашей макулатурой. Между прочим, предлагаемый способ финансирования операции был разработан им самим еще в 1941 году!

Шлегель хотел было выпрямиться, но ударом в грудь я вновь загнал его на прежнее место. Съехать на пол ему не позволяло лишь то обстоятельство, что там по-прежнему барахтался Пирс, а полковник крепко упирался в него коленями.