Этим вечером мы ужинали в кабинете Эрколя. Он был довольно-таки просторным, там помещался стол и полдюжины стульев, а также крошечный письменный стол, где он оформлял счета, накладные, короче, занимался «бумажными» делами. Кабинет представлял собой отделение между обеденным залом и кухней со стенами из особого стекла, что давало возможность наблюдать за всем, что происходило в этих помещениях. Подобные «контрольные кабины» не редкость в больших ресторанах, но, наверное, только у Эрколя стекла с внешней стороны были зеркальными, что позволяло создать в кабинете атмосферу обособленности, даже интима.
Мы, как из театральной ложи, являлись незримыми свидетелями жизни, кипевшей на кухне и в зале, а посетители и персонал видели только свои отражения в зеркалах. Мы наблюдали, как бородатый парень ходил от стола к столу, демонстрируя свои тщательно нарисованные пейзажи. Он ничего не говорил, и выражение его лица не менялось. Очень немногие из тех, кому он предлагал свои работы, уделяли его рисункам мимолетный взгляд, а затем снова утыкались в тарелки и продолжали свой прерванный разговор. А он шел дальше, к следующему столу. Грустное это было сообщество, в котором все эти продавцы недвижимости, «пластмассовые» менеджеры и владельцы автомобилей, сдаваемых напрокат, могли не только унизить этого мальчишку, но и приучить его к постоянному унижению.
Я попросил Луи купить мне рисунок. Его цена не превышала стоимости одной бутылки самого дешевого вина у Эрколя.
— У тебя что, крыша поехала? — лениво поинтересовался Шлегель.
— Он хорошо рисует, мне нравится. — Я не хотел объяснять, что мною двигало в данном случае.
— По крайней мере, можно определить, что это изображение горного ландшафта, — заметил Шлегель. Он взял у меня рисунок, внимательно изучил, а затем, глянув через зеркальное стекло, нашел взглядом художника. — Ну что ж, теперь он сможет купить себе мыло.
— Почему именно мыло? — изумился я. — Мыло! А почему он не может купить себе еды и вина, например?
Шлегель не ответил, но Луи одобрительно улыбнулся и, набравшись храбрости, решился задать мне вопрос.
— Вы приехали на «феррари»? — Он говорил тихо, почти шепотом, но Эрколь все равно услышал его слова. Еще до этого Эрколь передвинул свой стул так, чтобы видеть все, что творится в ресторане. И сейчас он ответил, не поворачивая головы.
— Столик номер двадцать один, — сказал он. — Безвкусно одетый тип в рубашке с открытым воротом. Это он прикатил на «феррари». Теперь я жалею, что не заставил его повязать галстук. У них обоих меню на несколько сот франков. Он — владелец фабрики около Турина, изготовляющей сумки и чемоданчики, а она — его секретарша, я полагаю. — Он внимательно посмотрел на девушку, презрительно фыркнул, и его большой палец дернулся в сторону Луи. — Автомобили и футбол — вот и все, что умещается в голове у этого балбеса.
— Но ты сказал, что утку, которую мы с удовольствием съели, приготовил Луи, — заступился я за «балбеса».
Эрколь наклонился вперед и взъерошил волосы на голове внука.
— Он неплохой парень, только немного необузданный.
Мы все были слишком воспитанными людьми и не стали возражать, что в это трудно поверить, судя по солидному, сшитому на заказ костюму юноши и его тихому голосу с почтительными интонациями. Но Эрколь уже переключился на другое.
— Столик номер девятнадцать ждет свой кофе уже бог знает сколько. Скажи этому кретину Бернару, чтобы встряхнулся и двигался побыстрей. — Когда Луи скользнул к двери, Эрколь добавил ему вслед: — Или обслужи их сам. — Он не отрывал взгляда от сидящих как на иголках посетителей за столиком девятнадцать, но продолжал поддерживать разговор. — Вы знаете, в чем суть теории относительности?
— Расскажи нам, — лениво предложил Шлегель.
— Получилось так, что Бернар прохлопал ушами и должен подать рыбные блюда одновременно на те два столика в углу. Все они заказали рыбу без костей. И теперь он торопится, и для него минуты пролетают, как секунды. А для тех людей, которые минуты три, может быть четыре, назад просили принести кофе, каждая минута кажется часом.
— Ага, значит, вот в чем состоит теория относительности?! — хмыкнул Шлегель.
— Совершенно верно, — не уловил иронии Эрколь. — Просто удивительно, как Эйнштейну удалось ее открыть, если вы вспомните, что он не был ресторатором.
Шлегель повернулся в ту сторону, куда был устремлен взгляд Эрколя.
— То, что этот парень ерзает от нетерпения на стуле, не имеет ничего общего с Эйнштейном, — заверил он старика со знанием дела. — Когда напротив тебя сидит такая уродливая кляча, каждая минута кажется часом.
Кофе им принес Луи. У него получилось это прекрасно, но он ни разу не поднял взгляда на людей, которых обслуживал.
— И наши фирменные шоколадные конфеты, — воскликнул Эрколь с одобрением после того, как Луи снова присоединился к нам за столом. — Она их только так слопает, вот посмотрите. Вы обратили внимание, что она заказала вторую порцию профитролей?