Вчерашний шпион

— Пошли, — скомандовал он. Еще пару минут вокруг нас не раздавалось ни звука, нарушали тишину только чавканье грязи у нас под ногами и бормотанье дождевых капель, падающих с хвои окружающих деревьев.

Тропинка являла вид безбрежно-зеленый и мрачный, как океанские глубины. Затем упал первый топор, и дальше уже работа продолжалась бесперебойно и ритмично, как биение сердца.

— Нам нужно было всунуть запросчик-ответчик системы радиолокационного опознавания в машины Шемпиона, — бухтел Шлегель.

— Да, нужно было, — откликнулся я. Что было равноценно пожеланию, чтобы Шемпион по-свойски оставил за собой след из клочков бумаги, как в старой детской игре. Ступая по дощатому настилу, мы перешли через водосточную канаву и, оставив позади лесную тропинку, вышли на дорогу. Преграждая ее, создав импровизированный блок, поперек нее были косо поставлены три автомобиля и небольшой фургон. Машины имели опознавательные знаки земельной полиции, а фургон принадлежал пограничной охране, располагающей федеральными полномочиями. Распознать, кто есть кто среди людей, находившихся у машин, было невозможно, — все были одеты в одинаковые плащи и зюйд-вестки. Их спокойные, расслабленные позы говорили за то, что это люди, проводившие большую часть служебного времени вне помещения и привыкшие терпеливо переносить любую непогоду. От этой группы отделился один человек, который и поспешил нам навстречу.

Он был уже немолод, и под воротником его дождевика я заметил знаки различия капитана. Он поприветствовал нас со всей серьезностью и по-военному четко.

— Они у нас в грузовике. — Он говорил на хорошем английском языке, с едва лишь заметным акцентом. — Они ничего не хотят рассказывать.

— А вы вынуждены торчать под дождем, — возмутился Шлегель. — Вытаскивайте этих выродков наружу, пусть помокнут.

— Нам придется надеть на них наручники, — предупредил полицейский. Он протянул Шлегелю два детонатора и карту, нарисованную на листке, вырванном из школьной тетради.

— Ах, так, значит?! — Шлегель, видимо, был настроен агрессивно. — Ах, так, значит, — повторил он и бросил взгляд на дорогу в направлении Роетгена. Мы находились в нескольких километрах от бельгийской границы. Ее пересекает великое множество таких вот небольших дорог и тропинок. Некоторые из них не более чем просеки, проложенные в диких могучих лесах горного массива Эйфель для борьбы с лесными пожарами. Даже когда Рур отказал в приюте охотникам, туристам и отдыхающим, здесь все еще можно было затеряться в густых зарослях на склонах гор, где путь приходилось прокладывать пилой и топором. Именно здесь 1-я армия США в первый раз встретилась лицом к лицу с немцами, которые сражались на своей земле. Американцев отправляли в непроходимый, нашпигованный минами лес, как зерна кофе в кофейную мельницу. Танки не могли проскочить между деревьями, и пехоте только и оставалось, что зарыться как можно глубже в землю, вслушиваясь в близкую орудийную канонаду и вой артиллерийских снарядов. Снаряды срубали ветви, калечили вековых великанов, так что даже в наши дни стальные зазубрины в стволах ломают зубья мотопилы.

— Зловещее, черт побери, местечко, — заметил Шлегель. Он вытащил сигары, но передумал и снова убрал их в карман.

— Вон они идут, — сказал я.

Их было двое: жалкие на вид бродяги, перебирающиеся с места на место, голосуя на дороге, заросшие бородой, уставшие и упавшие духом. Даже удивительно, что у них хватало сил таскать гигантские рюкзаки и свертки с постельными принадлежностями, которые были приторочены у них за спиной. Полицейский все же не надел на них наручники, вероятно, решив, что они не смогут дать деру из-за тяжести своей ноши. Теперь полицейский отступил от них в сторону и отошел.

Полиция нашла двенадцать детонаторов, два пулемета «стэн» и карты, включая карту воздушной базы ВВС США и Люфтваффе в Рамштейне, запрятанные среди туристского снаряжения. Тот, что был повыше, оглянулся на полицейского, затем перевел взгляд на Шлегеля.

— Я требую адвоката! Я в двенадцатый раз прошу предоставить адвоката. Я знаю свои права! — Даже профессор Хиггинс затруднился бы определить по его акценту, откуда он родом: на первый взгляд — Бирмингем, Англия; с другой стороны, подумав, — Бруклин, Нью-Йорк и еще что-то от говорка Голливуда, Калифорния.

— Ты, значит, умеешь считать? — выдвинул вперед подбородок Шлегель. Он не смотрел на них. Он, казалось, не замечал дождя, который быстро превращал карты в его руках в мокрую мягкую бесформенную массу.

Шлегель передал карты мне. Их было с полдюжины: маленькие практичные ксерокопии пригородов Бонна, центра Бонна — некоторые наиболее важные здания дополнительно отмечены мягким карандашом — и карта района, где мы находились, на которой жуткими каракулями изображены тропинки, пересекающие границу.

Не сказав мне ни слова, Шлегель протянул руку к картам, и я отдал их ему.