Вчерашний скандал

Дорогая Оливия,

Я получил твоё письмо несколько дней назад и должен был ответить раньше, но моя учёба и наша работа занимают всё моё время. Однако сегодня дядя Руперт уехал прогонять группу французов с места наших раскопок — уже в третий раз. Негодяи выждали, пока наши люди очистят весь песок — это недели и недели работы. Затем бесчестные галлы состряпали фирман от несуществующего калифа или вроде того, который, как они заявляют, даёт им все права на эту местность. Я бы разбил головы всем, до кого смог добраться, но тётя Дафна привязала меня к поручню дахабии (вид лодки на Ниле, она довольно удобная) и велела мне написать родным. Если я напишу родителям, это только напомнит им о моём существовании и вызовет очередной иррациональный порыв вернуть меня домой, где я стану лицезреть их мелодрамы до тех пор, пока они не забудут, зачем я был нужен, и не отправят меня в очередную унылую школу. Поскольку ты, как приёмная дочь лорда Ратборна, считаешься членом семьи, то никто не станет возражать, если я вместо них напишу тебе.

Что касается твоих новостей, то я нахожусь в замешательстве. С одной стороны, мне очень жаль узнать, что ещё одно невинное дитя окажется в пучине родительских страстей. С другой, я эгоистично рад, наконец, иметь родных братьев, и мне приятно благоденствие Дэвида.

Не знаю, почему тебе нельзя было оповестить меня о беременности моей матери, но я никогда не понимал ограничений, налагаемых на женщин. Здесь женщинам ещё хуже, если это может послужить утешением. В любом случае, я надеюсь, ты не попадёшь в заточение за то, что просветила меня. Твой темперамент не сочетается с правилами, не говоря уже о сидении под замком. Этому я научился из первых рук во время приключений, на которые ты ссылаешься.

Разумеется, я явственно помню тот день, когда я внезапно и неожиданно — ты всегда будешь ассоциироваться у меня с этими двумя словами — покинул Лондон вместе с тобой.

Каждая минута нашей поездки в Бристоль врезались в мою память так же глубоко, как греческие и египетские надписи на Розеттский камень [1], и останутся так же долго. Если кто-то, столетия спустя, раскопает моё тело и будет препарировать мой мозг, то он найдёт там, запечатлённое чёткими буквами: «Оливия. Внезапно. Неожиданно».

Ты знаешь, я чужд сантиментам, в отличие от моих родителей. Мои размышления должны опираться на факты. А факт заключается в том, что моя жизнь приняла поразительный оборот после нашего путешествия. Если бы я не поехал с тобой, меня бы отослали в одну из многих школ в Шотландии, управляемых по принципам Спарты — хотя, честно говоря, если сравнивать, то спартанцы были гораздо мягче. Мне пришлось бы мириться с той же раздражающей ограниченностью, которая бытует в других школах, но в более жестоких условиях, как, например, непонятный шотландский акцент и отвратительная погода. И волынки.

В благодарность прилагаю маленький подарок. По словам тёти Дафны знак, обозначающий жука-скарабея, произносится как «kheper», с «kh» как немецкий «ach». Иероглифы имеют несколько значений и могут использоваться по-разному. Скарабей символизирует возрождение. Я рассматриваю эту поездку в Египет как своё второе рождение. Она оказалась ещё более захватывающей, чем я осмеливался надеяться. За прошедшие века песок поглотил целые миры, которые мы едва начали открывать. Эти люди восхищают меня, и мои дни здесь полны умственных и физических стимулов, как никогда не бывало дома. Я не знаю наверняка, когда мы возвратимся в Англию. И надеюсь, что это будет ненадолго.

На этом заканчиваю. Дядя Руперт вернулся целым, как мы с радостью отметили, и я не могу дождаться, когда услышу о его схватке с этими презренными бездельниками.

Искренне твой, Лайл.