— Она всегда была жеманной простушкой, — произнесла она театральным шёпотом. — Не обращай на неё внимания. Это мой вечер, и я хочу, чтобы молодые люди развлекались. Мы по уши в красотках, и все они страстно жаждут познакомиться с нашим великим путешественником. Теперь иди, Лайл. Если ты застанешь Оливию, обручающейся с кем-то, скажи ей не быть смешной.
Она жестом отпустила его и повернулась, чтобы продолжить мучить его родителей. Лайл оставил их, без малейших угрызений совести, и растворился в толчее.
Бальный зал, как и обещала вдова, был переполнен красавицами, а Лайл никогда не был к ним равнодушным, будь они полностью одетыми или нет. Он точно не питал отвращения к танцам. Партнёрши находились без труда, и он танцевал с удовольствием.
Однако всё это время взгляд Перегрина блуждал в толпе, ища головку с волосами огненно-рыжего цвета.
Если Оливия не танцует, значит, играет в карты и обыгрывает того, кто оказался достаточно глуп, чтобы играть с нею. Или она в одном из тёмных углов, вновь принимает чье-то предложение, как заподозрила вдова. Разорванные помолвки Оливии, которые давно погубили бы девушку, обладающую меньшим состоянием или из менее влиятельной семьи, не отпугивали поклонников. Они также не имели ничего против того, что она не красавица. Оливия Карсингтон была завидной добычей.
Её покойный отец Джек Уингейт был никчемным младшим сыном недавно скончавшегося графа Фосбури, который оставил ей целое состояние. У её отчима и дяди Лайла, виконта Ратборна, тоже была куча денег, и он являлся наследником графа Харгейта, который был ещё богаче.
Во время танцев и в промежутках между ними Оливия служила излюбленным предметом пересудов: вызывающее платье, которое она надела на коронацию в прошлом месяце, её гонки на экипажах с леди Давенпорт, дуэль, на которую она вызвала лорда Бентвистла за то, что он ударил хлыстом мальчика-посыльного, и так далее.
Она выезжала уже четыре года, и была по-прежнему не замужем. Однако о ней говорил весь Лондон.
Это ничуть не удивляло Перегрина.
Её мать, Батшеба, происходила из погрязшей в грехах ветви семейства ДеЛюси: множество мошенников, обманщиков и двоежёнцев. До того как Батшеба Уингейт вышла замуж за лорда Ратборна, уже были заметны признаки того, что Оливия пойдёт по стопам своих предков. С того времени аристократическое воспитание скрыло эти признаки, но характер Оливиии, очевидно, совершенно не изменился.
Лайл вспомнил несколько строк из письма, которое она написала ему в Египет, вскоре после того, как родился его первый младший брат.
Судя по слухам, она в этом преуспела.
Лайл уже был близок к тому, чтобы начать активные поиски Оливии, когда заметил мужчин, прихорашивающихся и маневрирующих, чтобы занять место в одном углу комнаты — несомненно, соревнуясь за нынешнюю признанную красавицу.
Он пошёл в этом направлении.
Толпа была настолько плотной, что поначалу он мог видеть лишь модную чудовищную причёску, возвышающуюся над головами мужчин. Две райские птицы, казалось, застряли коготками в капкане из … рыжих волос. Ярко-рыжих волос.
Одна-единственная девушка на свете обладает такими волосами.
Толпа расступилась, предоставляя ему полный обзор. Она повернулась в его сторону, и Перегрин на миг застыл.
Он совсем забыл.
На какое-то время он стоял, полностью потерявшись в этой синеве, такой же насыщенной, как вечернее небо в Египте.
Потом Лайл моргнул и осмотрел всё, от смешных птиц, нависающих над тугими завитками рыжих волос и до остроносых туфель, выглядывающих из-под кружев и оборок подола её бледно-зелёного платья.
Затем его взгляд вернулся наверх, и его разум стал работать со скоростью улитки.
Между причёской и туфельками оказались грациозная дуга шеи, и гладкие плечи, и грудь кремового цвета, более чем щедро выставленная на обозрение…а ниже тонкая талия, переходящая в женственные бёдра…
Лайл смотрел, и его взгляд блуждал снизу доверху, снова и снова. Жара в помещении внезапно стала невыносимой, сердце забилось странным образом, и мозг окутался густым туманом воспоминаний, где он пытался отыскать объяснение тому, что видят его глаза.