В понедельник, когда она переворачивала страницу, размышляя о том, как упросить Лайла разобрать написанное для нее, выпал листок пожелтевшей, местами обгоревшей бумаги.
— Но это же ключ к разгадке! — сказала Оливия, размахивая перед лицом Лайла измятой бумагой с коричневыми краями.
Он нехотя взял у нее листок.
Его план так блестяще работал до сих пор. Он занимался своим делом, она — своим. Их дорожки пересекались во время еды, в присутствии других дам, которые прекрасно отвлекали внимание.
Но сегодня, пока рабочие обедали снаружи, Оливия загнала его в угол у бювета в цокольном этаже. Она едва не танцевала от восторга, поскольку считала, что нашла подсказку.
Она не должна была находить никаких подсказок. Она должна была продолжать искать и искать, пока Лайл не завершит дела и не определится в отношениях между ними, а если это окажется невозможным, пока не примет решение, как с ней поступить.
— Что там говорится? — спросила Оливия.
Перегрин посмотрел на неровную решетку с беспорядочными пометками.
— Ничего не говорится. Похоже на детские каракули и рисунки. Возможно, первая проба пера кузена Фредерика. Моя мать хранит все мои рисунки. Когда хранят подобные вещи, то, несомненно, руководствуются не здравым смыслом, а сентиментальностью.
— Ты уверен? — спросила Оливия.
— Это не карта сокровищ, — вернул ей бумагу Лайл.
— Может, зашифрованное послание?
— Это не шифр.
— Вот эти маленькие значки? — подсказала она. — В маленьких квадратиках?
Лайл оторвал взгляд от бумаги и посмотрел на нее.
По дороге в подвал на ее платье и волосы налипла паутина. Она явно запускала пальцы в волосы, пока пыталась расшифровать тайное послание, поскольку несколько шпилек торчали криво среди густых локонов. Синие глаза возбужденно горели, а щеки заливал румянец.
Лайл так устал от этого уродливого замка, от ужасной погоды. Устал от попыток загнать свои чувства поглубже лишь для того, чтобы они, как змеи, выбирались наружу и вонзали в него свои ядовитые зубы.
Зачем он вернулся в Англию?
Он знал, что ему нельзя находиться с ней рядом. Но он вернулся из Египта ради Карсингтонов. Почему он должен сторониться семьи, которая так много значит для него, если один член этой семьи выворачивает его наизнанку и к тому же ставит все с ног на голову?
— Это бессмыслица, — ответил Лайл. — Что-то вроде мусора, который старики собирают без малейшей на то причины.
Румянец на щеках Оливии стал еще ярче и распространился на шею. Предупреждающий знак.
— Фредерик Далми таким не был, — заявила она. — Если бы ты видел его записи, то понял бы. Он педантичный. Если он сохранил это, значит, у него была причина.
— Причина могла быть какой угодно, — сказал Лайл. — Глубокая старость, например.
— Ты велел мне искать подсказки, — прищурилась Оливия, глядя Лайлу в глаза. — Ты попросил меня докопаться до сути. Я много дней тебя не беспокоила. Теперь я прошу твоей помощи, а ты пытаешься от меня избавиться. Тебе прекрасно известно, что эта бумага что-то означает.
— Я ничего не хочу! — взорвался Лайл. — Нет никакого сокровища. Возможно, оно и существовало когда-то, но любому разумному человеку ясно, что оно давно пропало. Даже привидения потеряли к нему интерес. Разве ты не заметила? Больше никаких завывающих волынок среди ночи. Никаких признаков их существования, с тех пор как они нацарапали свои каракули на стене подвала.
— Идет дождь, — ответила Оливия. — Они не хотят таскаться под проливным дождем со своими волынками и прочими штучками для изображения привидений.
— В подвале поставлена ловушка, — сказал Лайл. — Я не делал из этого секрета, и они услышали об этом точно так же, как и все остальные.
— И ты думаешь, они так просто сдались? Думаешь, твои ловушки их отпугнули?
— Но ведь раньше их никто не ставил, а?
— Лайл, ты же не… — Румянец Оливии стал еще гуще.
— Это смешно, — перебил он. — Я не собираюсь спорить с тобой о призраках.
— Ты мог бы по крайней мере… — Оливия взмахнула перед ним листком бумаги.
— Нет, — коротко сказал Лайл. — Я не собираюсь тратить время на разглядывание бессмысленных каракулей.
— Ты бы так не говорил, если бы посмотрел его дневники.
— Я не стану читать его дневники. — Только не с ней, заглядывающей ему через плечо. Ее аромат… Проклятое шуршание шелка… Это нечестно. Она знает, что им нужно держаться друг от друга подальше.
— Ты велел мне искать! — закричала Оливия. — Я провела много часов, перекапывая горы бумаг, книг, дневников и писем. Час за часом, пытаясь разобрать его мелкий почерк. Ты сам…
— Чтобы чем-нибудь занять тебя! — взорвался Лайл. — Чтобы выбросить твои фантазии из головы. Передо мной стоит идиотская, бессмысленная задача — напрасная трата времени и денег — в этом скверном месте, где я никогда не хотел находиться. И я бы не оказался здесь, если бы не ты.
— Я помогала тебе!