Вдали от безумной толпы

– Эх, да у меня папаша в свое время плечо вывихнул, чтобы за девушкой приударить, – гордо произнес Джен Когген, отирая лицо рукавом и сдвигая шапку на затылок.

Кайни между тем был уже совсем недалеко, и жнецы могли разглядеть, что одна рука у него перевязана, а во второй он держит большой ломоть хлеба с ветчиной, который кусает прямо на бегу. Приблизясь к односельчанам, паренек раскрыл рот колокольчиком и неистово закашлялся.

– Кайни! – сурово окликнул его Габриэль. – Сколько раз я тебе говорил, чтоб не носился сломя голову, когда ешь! Или ты подавиться хочешь, Каин Болл?

– Кхе-кхе-кхе! Крошка не в то горло попала! Кхе-кхе! Вот какое дело, мистер Оук! А я в Бат ездил, потому как у меня палец разбарабанило. Да. И там я видел… Экхе-кхе!

Стоило Каину упомянуть Бат, все, побросав серпы и вилы, тотчас собрались вокруг него. К несчастью, своевольная крошка отнюдь не добавила ему красноречия. К кашлю присовокупилось неистовое чиханье: парнишка так сотрясался, что внушительного размера часы вывалились у него из кармана и раскачивались на цепочке, будто маятник.

– Так вот, – продолжил Кайни, вновь обращая и мысли, и взгляд в сторону Бата. – Наконец-то я мир повидал. Да. И хозяйку нашу видел… Кхе-кхе-кхе!

– Беда с тобой! – посетовал Габриэль. – Вечно тебе в горло что-нибудь попадает, когда нужно говорить!

– Кхе! Ну вот. Прошу прощенья, мистер Оук. Просто комар в меня залетел, и потому я опять закашлялся.

– То-то и оно! Вечно у тебя рот разинут, негодник ты этакий!

– Бедный мальчуган! – покачал головой Мэтью Мун. – Это скверно, когда комар в глотку залетит!

– Итак, – напомнил Габриэль, – в Бате ты видел…

– В Бате я видел нашу хозяйку. С солдатом она прогуливалась. Они все ближе и ближе друг к дружке подходили, и потом гляжу – солдат уж и под руку ее держит, совсем как ейный ухажер… Кхе-кхе! Как ухажер ейный… Кхе-кхе-кхе! – Вместе с легкостью дыханья утратив и нить своего рассказа, подпасок принялся оглядывать поле, будто ища подсказки. – Стало быть, видел я нашу госпожу с солдатом… А-а-апчхи!

– Чертов мальчишка! – вспылил Габриэль.

– Вы уж простите, мистер Оук, но такая моя манера, – укоризненно ответил Кайни, поглядев на него увлажнившимися глазами.

– На вот, сидром полечись, – сказал Джен Когген, беря бутыль, вынимая пробку и поднося горлышко ко рту подпаска.

Джозеф Пурграсс тем временем предался мрачным размышлениям о том, что будет, если Кайни Болл, кашляя, задохнется, и повесть о его путешествии в Бат умрет вместе с ним.

– Сам я, за какое дело ни возьмусь, завсегда сначала говорю: «Господи, спаси и сохрани!» – произнес Джозеф смиренно. – Вот и ты так говорить должен, Каин Болл. Не то когда-нибудь насмерть закашляешься.

Джен Когген лил сидр, не жалея: половина стекала по горлу бутыли, а из того, что попадало в рот Каину, еще половина шла не туда, куда надобно, и, возвращаясь наружу при кашле и чихании, обдавала собравшихся жнецов хмельными брызгами, которые образовывали в знойном воздухе нечто наподобие тумана.

– Эк расчихался! Воспитанье у тебя и впрямь хромает! – заметил Когген, отнимая бутыль.

– Мне сидр в нос ударил! – вскричал Кайни, как только смог говорить. – А оттуда на ворот вылился, и на мой больной палец, и на лучшую одежу, и на красивые пуговицы!

– Кашель – сущая напасть для парня, – произнес Мэтью Мун. – Уж давно мучается… Похлопай-ка его по спине, пастух.

– Мамаша всегда говорила, – жалобно подтвердил Каин, – что ежели меня разволновать, я жутко нервенный становлюсь.

– Верно, верно, – кивнул Джозеф Пурграсс. – Все Боллы нервенные. Я знал деда парнишки, так тот застенчивый был и чувствительный – галантерейная, можно сказать, натура. Все краснел и краснел, почти как я, хотя это, по моему разумению, не такой уж изъян!

– Что ты, мастер Пурграсс! – откликнулся Когген. – Твоя разгарчивость – очень даже благородное свойство.

– Хе-хе! Не то чтоб я любил напоказ себя выставлять – совсем даже напротив того, – смущенно пробормотал Джозеф, – но природа, как говорится, она природа и есть. И коли уж она возвышенная, то ничего не попишешь. Может, Создатель, когда я родился, и не пожалел для меня всяческих даров, но я – такое у меня странное свойство, соседи, – все под спудом держать предпочитаю. Потому как похвал не люблю. Однако ж, Господь наш Нагорную проповедь перечислением блаженных начал, и кроткие люди в ней помянуты.

– Дед Кайни умную голову имел, – сказал Мэтью Мун. – Сам яблоню придумал, которую по сей день его именем называют. «Эрли Болл» – слыхал про такую, Джен? Получается, если к девонской сидровой привить красную скороспелку, а потом еще «Рейт-Райп» – другой скороспелый сорт… Так Болл, правда, живал на постоялом дворе с одною кралей, которая ему не супруга была, а вообще-то умом его Бог не обидел…

– Ну же, Каин, – нетерпеливо произнес Габриэль, – что ты увидал?