Вдоль фронта

Коричневые обои с атласными полосками, мебель из черного орехового дерева, обитая блестящим синим плюшем, ужасная акварель на мольберте, изображающая скалы Дувра, и зеленый папоротник в деревянной модели каика. Это было смешно и в достаточной мере патетично – попытка этой сосланной семьи создать себе атмосферу дома. Но принц присоединил к этому свои собственные вещи: дешевые деревянные табуреты, выложенные перламутром, палисандрового дерева мавританские кресла с подушками из зеленого бархата и множество ковров неряшливой отделки и самых кричащих, дешевых немецких цветов. Он пригласил нас несколько позже восхититься ими и поведал Дауду, что он продал пятисотлетние китайские и персидские ковры, которыми был устлан его дворец-тюрьма, и купил вот эти, более яркие и, пожалуй, лучшие.

Это была долгая и тщательно выработанная церемония. Сперва евнух передал наверх известие о том, что мы хотели бы повидать его высочество. Затем некто вроде дворецкого, с перепархивающей от губ ко лбу рукой, пригласил нас сесть. Он исчез, и до нас донеслись сверху неясные звуки нарушенного покоя. Спустя пятнадцать минут евнух вернулся – его высочество примет нас. Долгое ожидание. Улыбаясь, кланяясь, приветствуя, с бормотанием: «салам алейкум, салам эффенди», вошел дворецкий, высокий, бородатый мужчина, у которого над тесным сюртуком сильно выдавалось вперед адамово яблоко. Он хлопнул в ладоши, и на маленьком подносе появились кофе и папиросы, – кофе в крошечных чашечках, столь аляповато размалеванных клеевыми красками, что у меня зарябило в глазах.

– Разрисовано его высочеством цветными чернилами, – гордо сказал дворецкий. – Его высочество пишет также ландшафты.

Он обвел нас вокруг комнаты и продемонстрировал перед нами с дюжину картинок на кусках слюды, вроде тех, которые делают дети своими первыми детскими красками…

Мы вставали, садились, приветствовали, снова поднимались, сопровождая каждый глоток кофе цветистыми комплиментами. В конце концов чашки были убраны, и дворецкий удалился, кланяясь и сложив руки на животе. Дауд шепнул мне, чтобы я не сидел, положив ногу на ногу, так как в Турции это считается признаком дурного тона.

Двадцать минут. Появился евнух и пригласил нас следовать за собой. Мы вышли в расположенный за домом сад, в маленький закуток, который принц сделал для себя из посаженных молодых деревьев и камышевых стульев. Там нас встретил дворецкий с еще большими поклонами и комплиментами. Пятнадцать минут. В отдалении хлопанье в ладоши. Из-за кустов выскочили два евнуха и встали у дорожки. Дворецкий подпрыгнул, точно его подстрелили, и поспешил по дорожке встретить своего царственного повелителя, Ахмет-эффенди. Это был толстый и короткий, распухший, маленький человечек в феске, с бледным пятнистым лицом. Крошечные жесткие усы торчали прямо на верхней губе. На нем была серая визитка, высокий тугой воротничок, серый шелковый галстук с воткнутой в него булавкой, в форме подковы из синего стекла, а его толстые ноги были втиснуты в лакированные ботинки с фиолетовым матерчатым верхом, зашнурованные желтой шелковой тесемкой. Его рот нервно подергивался, и, подходя туда, где мы стояли в почтительной позе, он все время перебирал пальцами. Он несколько раз подряд быстро прикоснулся к губам и лбу, протянул вперед руку, как будто собираясь пожать мою по западному обычаю, подумал хорошенько, отдернул ее назад и осторожно присел на край стула. Мы тоже сели, он быстро вскочил на ноги, заставляя этим и нас встать, и попробовал другой стул. Потом бросил на нас быстрый подозрительный взгляд и уставился взором поверх наших голов.

Дауд проделал обычные приветствия, на что его высочество ответил, как потом рассказывал Дауд, на плохом турецком языке.

– Я привел с собой своего друга Джона сына Чарльза, корреспондента американской газеты, который хочет засвидетельствовать вашему высочеству свое смиренное почтение, – сказал Дауд.

– Я никогда не разговариваю с репортерами! – внезапно выпалил принц Ахмет. А затем, поняв, что он сказал нелюбезную вещь, он мучительно покраснел и продолжал: – Я весьма почтен его и вашим визитом. Я очень люблю иностранцев. В прошлом году я пытался изучить английский язык, так как я в восхищении от англичан. Но я не мог заставить свою голову сосредоточиться на этом. – Он неожиданно повернулся в мою сторону. – Peoutefa di! Пиутифа ди! – сказал он.

Я посмотрел на Дауд-бея, ожидая его перевода, но он делал мне из-за спины принца какие-то необыкновенные знаки.

– Пиутифа ди! Пиутифа ди! – кричал Ахмет-эффенди срывающимся голосом.

Его высочество говорит, что сегодня «прекрасный день»[14], по-английски, чудак вы, – пробормотал Дауд.

Принц побагровел от гнева, Дауд сверкал глазами, а я был уничтожен. Десять минут напряженного молчания.

– Принц хочет знать, как выглядит Нью-Йорк, – пояснил Дауд.