Вдоль фронта

Я был свидетелем всего этого. Я был в Софии, когда державы Антанты прислали свои предложения, и видел все, что происходило, до самого конца. Союзники предлагали, как плату за вступление в войну, всю сербскую Македонию до гор Шар-Планина, Фракию и дипломатическую поддержку для получения греческой Македонии и Силистрии. Центральные державы давали всю Македонию, часть Сербии, Силистрию, свободный доступ к Кавале и Салоникам и кусок Турции, который должен быть уступлен немедленно. Германия предлагала Болгарии осуществить соединение с немецкой армией, пройдя сербскую Македонию, и затем сейчас же сосредоточить все внимание на оккупации этих территорий, между тем как союзники хотели, чтобы она атаковала турок и ждала компенсации до окончания войны. Болгары требовали немедленной оккупации… Союзники ответили, что они гарантируют ей обещанную территорию, в целях чего займут линию Вардара союзными войсками. Но болгарское правительство скептически относилось к обещаниям, исполнение которых откладывалось до «после войны».

Премьер Радославов сказал 15 июля:

– Болгария готова вступить в войну, как только ей будут даны абсолютные гарантии в том, что она достигнет осуществления своих национальных идеалов. Эти идеалы, главным образом, заключаются в обладании сербской Македонией с ее полуторамиллионным болгарским населением. Она должна была быть отдана и обеспечена за нами по окончании первой Балканской войны по праву национальности. Когда державы тройственного союза смогут обеспечить нам обладание этой территорией, а также обеспечить наши второстепенные требования в греческой Македонии и иных местах, они найдут нас готовыми выступить на их стороне. Но эти гарантии должны быть вполне реальны и абсолютны. Гарантии, изложенные лишь на бумаге, не могут быть приняты. Только твердая уверенность в осуществлении своих национальных идеалов может заставить наш народ снова проливать свою кровь.

В этом вопросе народ был на его стороне, так как среди болгарского крестьянства существует очень определенное общественное мнение. Во-первых, более полумиллиона болгар бежало из Македонии от преследования греков и сербов; они рассеялись по селам и деревням, проповедуя всюду освобождение своей страны. В середине лета половина населения Софии состояла из македонских беженцев, и вы могли видеть на окраинах города лагери, где пятнадцать тысяч этих беженцев ютились в палатках, причиняя правительству большие расходы и беспокойства.

Когда я находился в Софии в сентябре, туда прибыла партия в пять тысяч болгар, захваченных в плен австрийцами. Они были принуждены служить в сербской армии и теперь были пересланы обратно в Болгарию с приветствием императора Франца-Иосифа. Каждый день газеты были полны горькими рассказами беженцев о притеснениях и насилиях, чинимых сербами, и выражением ненависти к сербам. Сербская пресса не оставалась в долгу, обвиняя болгар в нападениях и налетах на пограничные местности, в убийствах и поджогах. Обе стороны были правы. В противовес этой ненависти среди крестьянства была очень сильна традиционная любовь и благодарность к России-освободительнице, были живы еще те люди, которые помнили, как русские солдаты дрались с турками.

Болгарские государственные деятели, так же как и румынские, преследуют в политике осуществление личного честолюбия и личной выгоды, с той только разницей, что в Болгарии они должны подлаживаться к народу и находятся в подчинении у безответственного и недобросовестного человека, обладающего всей полнотой королевской власти. Все болгары были согласны по вопросу о возврате Македонии, разногласия были только в том – какая именно группа держав может действительно осуществить это. Как мне сказал Джозеф Хербст: «Если бы зулусы могли нам возвратить Македонию, мы выступили бы с зулусами». Между двумя партиями последовала ожесточенная борьба – борьба между ненавистью к сербам и любовью к русским.

Правительство Радославова сотню раз высказывало свою приверженность центральным державам, так, например, оно дало возможность военной цензуре запретить шесть газет, стоящих на стороне «союзников», под тем предлогом, что они «подкуплены на русские деньги».

По соглашению всех политических партий, с возникновением европейской войны вся власть была предоставлена правительству. Собрание было распущено на неопределенный срок. Но так как симпатии правительства определились вполне ясно, то оппозиция потребовала созыва парламента для рассмотрения положения в стране. Король решительно отклонил это требование, так как он был уверен в том, что большинство народа все же стояло на стороне «союзников».