Вдоль каменного пояса

— Если бы не плановая поездка на месторождение Пеленгичей, с удовольствием присоединился бы к вам.

Похоже на то, что и сам Глуховец не прочь прогуляться с нами до вершины Народной, если бы на базе можно было кого-то оставить заместителем. Совершенно неожиданно однажды утром он приводит к нам молодого парня и объявляет:

— Знакомьтесь: это Володя. Он поведет вас к Народной. Четырех лошадей вам хватит? Больше дать не могу.

— Хватит, хватит! — поспешили ответить мы.

Наше снаряжение давно готово. Володя уходит

ловить пасущихся лошадей. Мы готовим и укладываем небольшой продовольственный запас: не

сколько банок тушенки и сгущенного молока, брикеты гречневой каши, масло и пять-шесть буханок хлеба — это на три-четыре дня. Наши друзья из Сыктывкара, кроме хлеба, чая и сахара, ничего не-берут.

— Голубики под Народной навалом! А в озерах половим хариусов.

Ах, этот прославленный хариус! Вся многочисленная армия таежных путешественников с восторгом отзывается об этой замечательной рыбе, которую не только есть, но и ловить — одно удовольствие.

Во второй половине дня выходим. Нас шестеро: проводник Володя, мы с Павлом, двое геологов из Сыктывкара и корреспондент. Четыре километра идем по речке Северной Народе, потом сворачиваем вправо, на реку Народу, которая прокладывает себе путь в широких воротах, образованных скальными обрывами двух гор — Большого и Малого Чёндера, в так называемых Чёндерских воротах.

Особенно привлекателен Большой Чёндер. Он странным образом походит на каску пожарного. Его закругленная вершина обрывается отвесной скалой в несколько десятков метров. От скалы к самой реке спускается крутая осыпь хаотически нагроможденных камней.

Тропа ведет нас под самый Чёндер. Народа, сжатая крутыми берегами, бушует и ревет между глыбами, лежащими в ее русле. Идем то по каменным россыпям, то среди высокой сочной травы, то углубляемся в труднопроходимую тайгу. Чем выше поднимаемся, тем заметнее приближение осени: листья голубики стали малиновыми, березняк начинает желтеть. На отдельных лиственницах заметна желтеющая хвоя.

Чёндерские ворота остаются позади. Близится вечер, опустившееся к горам солнце светит нам в лицо. Тайга заметно редеет, лиственницы становятся низкорослыми, редкие кедры среди них выглядят богатырями. Мы перешли почти высохший ручей, вытекающий справа, и впереди блеснула водная гладь озер. Солнечные лучи последний раз сверкнули на воде, и дневное светило скрылось за горы. Наступили сумерки.

На привал остановились у подножья плато, над которым возвышается Народная. Перед нашей стоянкой большое озеро, а за ним расположены цепочкой еще несколько озер. Река Народа широкими шумными каскадами стекает из озера в озеро. Вдали стоит стеной горный заснеженный кряж с вершиной Манси-Нёр.

Один из сыктывкарцев, Володя Хлыбов, готовит удочки.

— Я от тушенки отказываюсь. Она у меня вот здесь застряла. — Он провел ладонью по горлу.— Кто со мной?

Он повел меня туда, где речка широкой бурлящей лентой спускается в озеро. Кристально чистая и холодная вода — приют хариусов. Другой рыбы здесь нет. У озера то и дело слышны всплески — это хариус ловит в воздухе мошкару и комаров.

Хариус здесь называется полярным. Он похож на сибирского, имеет разукрашенный хребтовый плавник. Только полярный хариус более темный, чем его сибирский родственник.

Нам потребовалось совсем немного времени, чтобы буквально надергать несколько десятков рыб. На берегу уже забелели палатки, заполыхал костер. Свет заходящего солнца долго держался на снежной вершине Манси-Нёр, потом угас. Небо над нами покрылось звездами. Мы вернулись с солидным уловом.

Вскоре над костром висел котелок с ухой. Несколько хариусов Володя разрезал на куски, посыпал солью и, сделав грациозный жест, сказал:

— Не угодно ли перед ухой испробовать сырой рыбки. Хариус по-любительски!

Павел скорчил гримасу, корреспондент сделал удивленные глаза. Только Генрих Симаков и про-водник бодро заявили:

— С удовольствием!

Мне приходилось пробовать сырого хариуса в тунгусской тайге, у эвенков. Поэтому и я присоединился к трапезе. Мы с аппетитом уплетали куски сырой рыбы с солью, вприкуску с хлебом.

Мой знакомый эвенк с далекой Подкаменной Тунгуски, Андрей Дженкоуль, приучил меня есть сырого хариуса. Он говорил мне: «Ешь сырую рыбу. Полезно. Мы, эвенки, никогда не варим хариуса, только печем на костре или засаливаем. После варки рыба — бесполезный продукт, все витамины в ее мясе вывариваются. Это очень важно в начале лета, когда в лесу еще нет ягод, когда дичь в тайге затаивается и выводит потомство, — сырая рыба, и особенно хариус, является в это время основной пищей, содержащей витамины».

Что ж, все это, наверно, правильно. Но увлекаться сырой рыбой, конечно, не следует. Нельзя ведь забывать и о желудочных заболеваниях...

— Отбой! — скомандовал Генрих Симаков, и все разошлись по палаткам.

Пылал костер. Кругом стояла мертвая тишина. Только потрескивали сучья, объятые пламенем. Над горами в небе сверкали звезды. В темноте белела снежная громада горы Манси-Нёр.