Вдоль по памяти. Бирюзовое небо детства(СИ)

Я не зря привел такую подробную географию канав вдоль моего села. В восьмидесятые годы улица была покрыта асфальтом с учетом стока воды. Канавы превратились в кюветы. Марков мост отлили из бетона, он как будто просел вместе с охватывающим его косогором и кажется уже совсем низеньким, незначительным, особенно при взгляде со стороны нижней части села.

Мост возле Ставничей заб

росили, а дорога переместилась влево, где в метрах тридцати ниже колхоз также построил каменный мост. А старый мост еще много лет спустя напоминал о себе черными дубовыми сваями, глубоко вкопанными в землю. Такая же черная единственная балка долго держалась на двух сваях. Затем она надломилась и со стороны старой мельницы остатки моста напоминали покосившуюся букву М.

В те дни на переменах, а то и тайком на уроках из тетрадных листов мы готовили бумажные кораблики, которые аккуратно укладывали в портфель. Как только начинал звучать звонок с последнего урока, мы, толкая друг друга, устремлялись на улицу, протискиваясь через калитку между высокими пирамидальными тополями.

На ходу распределялись по командам. Из портфелей вытаскивали по одному заготовленные кораблики. Растягивали их по ширине, делая их устойчивыми на воде. Звучала команда:

- На старт! Внимание! Марш!

Кораблики спускали на воду в бушующую канаву. Вода подхватывала их и эскадра стремительно мчалась с потоком. Некоторые кораблики переворачивались сразу, некоторые, не попав в струю упорно кружились на месте, но основная масса бумажных судов устремлялась вниз по течению.

Громкоголосая стая устремлялась за кораблями, причем каждый старался бежать рядом со своим, чтобы в случае необходимости вовремя провести спасательную операцию. Поднимался невообразимый галдеж, никто никого не слушал. Если кораблик вырывался вперед, то и владелец его старался бежать быстрее. Бежали, не обращая внимания на соседа, если было необходимо, отталкивали. Кирзовые сапоги рассеивали впереди себя веер грязных брызг, смачно чвакали по грязи.

Некоторые на ходу теряли сапог в липкой черной грязи и, пробежав два-три шага, на одной ноге скакали к своему сапогу, спешно засовывая грязную портянку в карман пальто. Торопливо засунув ногу в носке в утерянный сапог, широкую штанину, как правило, в голенище не заправляли. Некогда. Штанина часто опускалась поверх голенища до уровня щиколоток, а то и ниже.

Некоторые кораблики прибивало к противоположному берегу канавы. Схватив попавший под руку прутик и, стараясь вернуть севшее на мель судно в фарватер, капитаны часто теряли равновесие и одной, а то и двумя ногами оступались в бурлящий поток. Сапоги мгновенно наполнялись ледяной водой. Во время бега грязная вода с громким чавканьем порциями выплескивалась через голенища. Холода никто не чувствовал. Выливать воду было некогда. Надо было успевать за своим кораблем.

По обе стороны улицы вдоль села стояли многочисленные зрители и болельщики. Они подбадривали ребятню давали советы, порой довольно каверзные. Комментировали и давали советы в основном парни, молодые мужчины и отцы девочек. Последние в гонках не принимали участия, как говорится, по определению. Периодически слышались окрики родителей:

-Ну, погоди! Вернешься ты !

-С мокрыми ногами домой не являйся, прибью!

-Немедленно домой!

Окрики были громкие, но незлобивые. На них не обращали внимания. Они просто не доходили до разума ополоумевшей от возбуждения ватаги.

На пути кораблей почти у каждых ворот стояли, вернее лежали мостики. Часто их было два. Один, короткий, напротив калитки, другой, подлиннее, напротив ворот. Кораблики с разгона ныряли под мост. Все гурьбой устремлялись к месту выхода кораблей из туннеля.

Выскочившие и плывущие дальше суда встречались криками, которым позавидовали бы даже индейцы. Были и боевые потери. Некоторые кораблики выплывали из под мостиков перевернутыми, а то и в виде лохмотьев и обрывков бумаги. Их место в строю мгновенно занимали уже приготовленные к спуску новые, еще сухие корабли.

По мере стремительного продвижения эскадры по курсу, грязь на внутренней стороне голенищ наших сапог поднималась все выше и переходила на штанины брюк. Лично я приходил домой, но чаще сначала к бабе Явдохе, с грязью, втершейся в ткань штанин с внутренней стороны брюк почти до паха.