Вдоль по памяти. Шрамы на памяти. Люди и звери моего детства. Бирюзовое небо детства (СИ)

С наполненными карманами ближе к вечеру мы выходили на перрон железнодорожного вокзала. Бросая, как семечки, в рот по несколько комочков, мы подолгу жевали сухой творог. Смягчающийся под нашими зубами и слюной, резиновой плотности, приятно поскрипывающий творог долго сохранял во рту запах и вкус молока. Угощали знакомых ребят из "ремеслухи" - ремесленного училища, располагавшегося в пятидесяти метрах от, обширной тогда, привокзальной площади. Под этот творог мы сообща встречали и провожали, грохотавшие день и ночь через каждые полчаса, пассажирские, пригородные и товарные поезда.

- Ты знаешь Никиту?

Я кивнул.

- Проводить тебя к нему?

Я пожал плечами.

- Зачем?

В свои четырнадцать лет я вообще не чувствовал себя стесненным в общении со знакомыми и незнакомыми. Более того, я почему-то был твердо убежден, что Никита мне не откажет.

Через несколько минут я уже стучал в черные промасленные двери котельной маслосырзавода. Мне никто не ответил. Я потянул тяжелую дверь на себя. В мои уши ворвался шум работающего дизеля. Налево была котельная и дизельная. Направо - темный коридор, заканчивающийся двойной дощатой дверью. Без стука потянул двери на себя.

Никита сидел на массивном табурете и возился с, вынутым из черного пластмассового футляра, небольшим радиоприемником. Я закрыл двери. Шум дизеля стал много тише. Я поздоровался. Никита повернул голову и кивком указал мне на свободный табурет с торца стола. Я сел. Никита вставил лампы и задвинул шасси приемника в футляр. Привстал и открыл форточку. Тотчас заструился, смешиваясь с густым табачным дымом, проникший в комнатушку свежий воздух. Крупные седые завитки медленно спускались до самого стола. Глядя на спускающиеся закручивающиеся клубы дыма, я только сейчас ощутил, заполнивший всю комнату, спёртый табачный перегар и закашлялся.

- Что там у тебя сломалось?

- У меня ничего не сломалось. Мне нужна лампа Г-807.

Никита всем корпусом повернулся ко мне. Несколько секунд он смотрел на меня, как будто запоминая. Потом откинул голову назад.

- Зачем тебе такая лампа?

- Буду собирать передатчик.

- Покажи схему!

Я достал из кармана сложенный вчетверо вырванный двойной лист тетрадной бумаги в клеточку. Там была нарисована схема, обозначены величины конденсаторов и сопротивлений, число витков катушки контура и режимы напряжений на электродах лампы.

Никита внимательно изучил, нарисованное и написанное мной на бумаге в светло-фиолетовую клеточку.

- Но на этой схеме в качестве генератора 6П3С! Схема не будет работать на другой лампе.

- Будет! Напряжение на аноде и экранной сетке подниму. Там рядом я карандашом уже написал. А на управляющей ничего трогать не надо, будет работать!

Никита уже смотрел на меня весело, как Боря.

- А сопротивления? Конденсаторы?

- Мощность сопротивлений надо увеличить. Я уже прикинул. Полуваттные заменю двухваттными, одноваттные - пятиваттными. Пойдет!

Никита с грохотом развернул табурет:

- Зачем тебе такой мощный передатчик?

- Чтобы доставало подальше. До Елизаветовки, Дрокии. Свяжусь с Могилевом.

- А в Могилеве у тебя кто?

- Свяжусь с Володей, у него дома зарегистрированная радиостанция.

- Ты знаешь Володю?

- Знаю. Его позывной УО5КАВ. Я достал у него керамический каркас для контурной катушки.

- А ты в курсе, какое расстояние перекрывает приставка на Г-807?

- Тридцать-сорок километров.

- Больше! А при определенных условиях проходимости волн тебя могут услышать за сотни километров!

Я оживился:

- Так это же хорошо!

- Очень хорошо! Запеленгуют. Сейчас это очень легко делается. Приедут, тебе надерут задницу, приставку расколотят, а твоему отцу такой штраф выпишут, что он с самой Елизаветовки пешком прибежит сюда. Во будет пеленг!

Стоп! То, что он знал меня и отца, круто меняло дело! Но откуда? Надо быть осмотрительным. А я полагал, что в Дондюшанах я обрёл полную свободу! Я подозревал, что отца на станции знали многие. Но то, что его знал Никита, стало неожиданностью. Не иначе плопский киномеханик Миша ему рассказал, что у отца классное вино. А Мишу с Никитой вдвоем я видел однажды в чайной у Гендлера!

А Никита тем временем продолжал:

- Маломощные приставки тоже вне закона. Вы же засираете весь эфир! Ты хоть знаешь, какая радиостанция на трехстах метрах?

- Знаю. Кишинев. Но мой контур будет работать на 270 метров. Мы с Аркадием Дудко уже подсчитали витки катушки.

Наконец-то он спросил, как меня зовут?

- Женя! Вас не трогают, потому что вы хоть каким-то делом заняты. Не хулиганите, не пьёте, не воруете. Потом в армии легче радистов из вас отбирать. А затем в техникум, а то и в институт радиолюбителей охотнее берут. Ладно! Помогу тебе.

Должен заметить, что приведенные выше слова из ненормативной лексики были самыми ругательными за всё время нашего общения с Никитой. Скорее всего, он не был святым, но в моем присутствии он всегда избегал "острых" выражений.