Вдоль по памяти. Шрамы на памяти. Люди и звери моего детства. Бирюзовое небо детства (СИ)

Однако вернемся к Андрею. Учился он так себе. Его мама слово в слово повторяла слова тети Люньки Граммы своим сыновьям о необходимости старательно учиться. Но знаменитым в селе Андрей стал благодаря весьма неординарному увлечению. Он объезжал оседланную собственную корову. На дрессированной объезженной корове Андрей, как настоящий ковбой, заворачивал и направлял на Куболте стадо коров. У Андрея с раннего детства был партийный псевдоним. Называемый мамой Андрушеком, свое имя в раннем детстве произносил "Дюсек" - Андрушек. Дюсеком его называли долго.

Это был неразлучный квартет закадычных друзей. Дружбу их не могло омрачить даже то, что Саша Грамма и Валенчик Натальский были тайно влюблены в одну и ту же даму. Дамой была их одноклассница Саша Паладий. Но тайну знал тогда даже я.

В классном журнале Саша Грамма был записан как Виктор Викторович Грамма. Заглядывая через плечо учительницы в журнал, Саша заметил, что в списке учеников Валя Киняк по отчеству пишется не Владимировна, как были уверены все дети, а Александровна!

После уроков я услышал, как Саша объявил это своим друзьям. При этом он заметил:

- Не одного меня называют Сашей, а пишут Виктором. Киняка зовут Володей, а пишут Александром.

Уже дома, потрясенный двойными именами, я спросил маму:

- Почему Киняка зовут дядя Володя, а в журнале пишут Александр?

- Имя Валиного отца - Александр. Он погиб на фронте. А вернувшийся с фронта холостой его брат Володя женился на Даше. Чтобы девочка не росла без отца. Володя Вале приходится родным дядей. Родная кровь!

Я до вечера молчал, ходил как пришибленный, потрясенный услышанным.

Впоследствии эту военно-драматическую историю с изрядной горькой долей трагедии рассказала мне сама Валентина Александровна Киняк (по мужу уже Дороган), долгие годы работавшая старшей сестрой нашей Дондюшанской поликлиники.

Дом её деда по матери, Максима Мошняги, как и сейчас, находился неподалеку от Маркова моста. Дед с бабушкой Настей, урожённой Вишневской считались в селе крепкими хозяевами. У них было более дюжины коров, овцы, восемь десятин земли, две пары лошадей. Одну пару, запрягаемую в бричку, держали только на выезд и извоз.

(По рассказам моего отца, в десятилетнем возрасте пасшим тогда у Максима коров, сам хозяин работал от зари до зари. Мозолистые руки его от работы были в глубоких трещинах до крови. Людей нанимал только тогда, когда была угроза потери урожая. Если работы было много, рядом с ним наравне трудилась Настя. Трёхлетнюю Дашу в таких случаях оставляли на попечение моего десятилетнего отца.

Мошняги долгое время держали корчму, сам Максим занимался извозом. Отец рассказывал, что Максим постоянно считал в уме. Проходя мимо, он успевал посчитать сколько у него во дворе кленов и ракит по обе стороны ручья, протекающего через усадьбу. Глядя на поле, подсчитывал количество возов навоза, необходимых для удобрения. Окидывая взглядом колосящуюся пшеницу, довольно точно определял по сколько пудов зерна выйдет с десятины и какая прибыль будет осенью.

Я хорошо помню Максима. В, мягко сказать, пожилом возрасте, когда ему было уже за семьдесят, продолжал ходить в колхоз на работу. Последние годы работал с ядохимикатами, протравливая зерно перед посевной. Несмотря на крики бригадира, а особенно директора совхоза Адольфа Михайловича Горина, мужа его младшей внучки Киняк Нины Владимировны, полагающуюся защитную маску никогда не одевал. Обедать устраивался там же. Там же, у протравленного зерна, крутил и курил самокрутки. Потом стал курить "Нистру". Невысокий, худой, с выгнутыми врозь от тяжелого труда, коленями, Максим был неутомимым. Молодые напарники давно выдохлись, а он, как заведенная машина, продолжал перелопачивать зерно).

Зимой сорок первого Максим и Настя были приглашены к, жившим неподалеку, Андриевским. Манька, бывшая замужем за Гришей Мельником из Алексеевки первого октября сорокового, родила Клару. На крестины была приглашена и Даша, которой шел шестнадцатый год. Кумовьями на крестинах были братья Киняки: двадцатилетний Саша и семнадцатилетний Володя - ближайшие соседи Мельников в Алексеевке.

Тогда и запала в сердце высокому, стройному и смуглому красавцу Саше пятнадцатилетняя миловидная Даша. После обряда крещения сели за стол. Даша оказалась напротив Саши. Даша давно проголодалась, но кусок в горло не лез под неотрывным взглядом парня. Так и просидела, не притронувшись к праздничному столу.

Потом начались танцы, редкое в то время развлечение сельчан. Единственная в селе, недавно купленная гармонь была у Александра Гормаха. Его и скрипача Адаська Хаецкого приглашали в те годы на сельские торжества.