Вдоль по памяти. Шрамы на памяти. Люди и звери моего детства. Бирюзовое небо детства (СИ)

Немцы быстро осмотрели двор, перенесли вещи в дом. Девочки испуганно жались в углу у печки. Заглянули и в бордей. Один из немцев, похлопав Коваля по плечу, заговорил:

- Gut! Es ist notwendig, Scuh Pferde!

Коваль ничего не понял. Немец вывел Коваля на улицу, подошел к бричке и поднял переднюю ногу коня. Подковы не было, копыто коня было сбито, сверху торчали загнутые гвозди. Коваль вернулся в кузницу. Взял ящик с инструментами, подобрал, висевшие на стене новые подковы.

Коваль освободил копыта от стершихся подков, вынул гвозди, зачистил копыта. Работал один. Ребят пока решил оставить в подсолнухах.

Помогал немец. Одну подкову пришлось расширять. Коваль развел в горне огонь, нагрел докрасна и, одев на округлую сторону наковальни по кругу ударами молотка расширил подкову до нужного размера. Охладив, вышел за ворота. Подкова пришлась впору. Когда собирал инструменты в ящик, немец снова похлопал Коваля по плечу:

- Ein guter Meisterschied.

Уловив в обращении единственное слово "Майстер", Коваль понял, что немец похвалил его работу.

За пошуром Кася ошипывала курицу, заказанную немцами на ужин. Помогал ей пожилой худощавый немец, ощипывая голову. Коваля поразило, как его Кася оживленно беседовала с немцем. Откуда она знает немецкий? Прислушался. Немец с Касей говорили по польски. Ужинали немцы за деревянным столиком под вишней, где всегда обедала семья Прокопа. Девочек еще засветло Кася отправила на чердак.

Уже в сумерках к Ковалю наведался недалекий сосед, его кум Сергей Бенга. Вполголоса поведал Ковалю о расстреле в центре села. Во время разговора стал накрапывать дождь. Сергей, пригнувшись, побежал домой. С первыми каплями дождя скрылись в доме и немцы. Расположились хозяевами в обоих комнатах. Для себя и девочек Кася постелила, что могла, на чердаке.

Уже было темно, когда Прокоп побежал в подсолнухи. Дождь уже вовсю барабанил по широким сочным листьям. Ребята сидели, плотно прижавшись друг к другу. Не таясь, пробежали двор. Через окно была видна, освещенная керосиновой лампой крайняя комната, в которой собрались все немцы. Один, широко жестикулируя, что-то рассказывал. Сидящий на низеньком табурете у самой печи, старательно играл на губной гармошке.

Коля с Мишей легли на топчане, сбитом Ковалем еще двадцать лет назад. Прокоп вышел и плотно прикрыл двери в бордей. Дождь усиливался, переходил в ливень. Только сейчас Коваль вспомнил о лошадях. Те стояли, понуро опустив головы. Опалка, подвешенная немцем, была пуста. Коваль распряг животных, перекинул посторонки через спины и повел коней к Поварской Елене, соседке напротив.

Завел коней под крытый навес, где раньше держали овец. Привязал к яслям и лишь потом постучал в дверь. Люнька ответила не сразу. Узнав по голосу Коваля, открыла. Коваль коротко объяснил:

- Коней привязал под навесом. Жалко животных.

Вернувшись в хату, вошел к немцам. Кивком головы попросил ездового выйти. Объяснить, где кони, не мог. С чердака спустилась Кася. Вызвали немца, знающего польский язык. Так поэтапно объяснили немцам, куда на ночь помещены кони.

Девятого июня утро выдалось солнечным, несмотря на то, что улицей и огородами еще неслись мутные потоки воды. Ручей во дворе Поварских превратился в бурную речку, несущую на долину охапки смытой соломы, объедки кукурузы, вымытую траву.

Коля направился домой, на отцовское подворье. Он уже знал о расстреле односельчан и с тревогой вошел в хату. Все были на месте. Только Петро, старший брат, тихо сказал:

- Мог бы и передать кем-либо, где ты и что с тобой.

До обеда Коля с братьями очищал от ила двор, выносили и складывали у ворот принесенный потоком мусор. К обеду братья знали имена погибших сельчан. Коля задумался. Хотелось вернуться к Прокопу, там Люба. Но там и немцы. У них в доме немцы не остановились. Его сомнения разрешило сообщение соседа о том, что прошлой ночью в центре села пьяным немцем была изнасилована молодая женщина.

Коля поспешил на долину. Во дворе Прокопа было спокойно. Немцы по очереди брили друг друга. Один, сидя на завалинке что-то наигрывал на губной гармони. Из бордея доносились удары молота и звон наковальни. Прокоп с Мишей еще с утра разожгли горн и работали в поте лица. У двери высилась горка готовых петель и задвижек, за которыми сегодня должны прийти. Жизнь продолжалась...

Ближе к вечеру Коля попросил разрешения переночевать в бордее. Пожав плечами, Коваль предложил:

- Можешь спать с нами, на чердаке. Места хватит всем.

Почувствовав что краснеет, Коля отрицательно покачал головой.

Ближе к вечеру Коваль заметил, что Коля вытащил из-за горна старых тесак, откованный Ковалем еще в молодости. Опробовав пальцем остроту, Коля долго чистил и затачивал тяжелый нож на мелком кругу. Ещё раз попробовав остроту лезвия, аккуратно подвесил тесак за топчаном у изголовья. Потом накинул на ручку старую тряпку, чтобы было незаметно. Коля вздрогнул, когда раздался спокойный голос Прокопа:

- Выбрось дурости из головы! Погубишь себя и всех. Даст бог, не покинет нас его милость...